Противостояние.Том I

Вставая и прислушиваясь к чудесному похрустыванию суставов при потягивании, он понял, что не просто вздремнул, а проспал всю ночь. Он взглянул на часы и догадался, почему солнце вело себя неправильно. Было двадцать минут десятого утра. Он был голоден. В большом белом доме найдется еда. Консервированный суп и, быть может, вяленое мясо. В животе у него заурчало.

Прежде чем взобраться на холм, он скинул всю одежду, наклонился над ручьем и полностью обмылся. Моясь, заметил, как отощал, — что ж, поезда теперь не ходят, а прогулки пешком здорово выматывают. Встал, вытерся рубашкой и натянул штаны. Из ручья торчало несколько черных камней, и по ним он перебрался на другую сторону. Там он неожиданно замер и уставился на густой кустарник. Страх, ни разу не дававший о себе знать с тех пор, как он проснулся, вдруг взметнулся вверх как удар бича, а потом так же быстро растаял. Это была белка или дятел, а может, лисица. Всего-навсего. Он равнодушно отвернулся и принялся взбираться вверх по лужайке к большому белому дому.

На полдороге к дому на поверхность его рассудка всплыла одна мысль и лопнула там как мыльный пузырь. Она возникла неожиданно, не возвестив о своем появлении ревом фанфар, но заставила его резко остановиться.

Мысль была такая: «Почему ты не ехал на велосипеде?»

Он застыл посреди лужайки, на равном расстоянии от ручья и от дома, пораженный простотой своего открытия; Он шел пешком с тех самых пор, как избавился от «харлея». Тащился из последних сил, надрывался, свалился в конце концов от солнечного удара или чего-то похожего. А ведь все это время он мог спокойненько крутить педали и катить со скоростью быстрого бега, если бы ему так хотелось, и сейчас уже был бы на побережье, выбирал бы себе летний домик и устраивался бы в нем.

Он начал смеяться — сначала тихонько, немного напуганный звуком собственного смеха среди всей этой тишины. Смех, когда вокруг нет никого, кто посмеялся бы вместе с вами, лишь очередной признак того, что вы совершаете путешествие, взяв билет «в один конец», в эту легендарную страну вечного безумия. Но смех звучал реально и искренно, был, черт возьми, таким здоровым и таким похожим на смех прежнего Ларри Андервуда, что он дал себе волю. Он стоял, уперев руки в бока, задрав голову в небо, и просто заходился от смеха над своей собственной потрясающей глупостью.

Позади него, оттуда, где кусты возле ручья росли гуще всего, за всем этим наблюдали зелено-голубые глаза. Они следили, как Ларри, в конце концов, стал взбираться по лужайке к дому, все еще посмеиваясь и качая головой. Они проследили, как он скрылся в доме, и тогда кусты зашевелились, издав такой же шорох, какой Ларри слышал раньше, но не обратил на него внимания. Из кустов вылез мальчишка, по-прежнему голый, если не считать коротких шортов, и размахивающий ножом, зажатым в руке.

Вслед за ним показалась другая рука и погладила его по плечу. Мальчик моментально остановился. Вышла женщина. Высокая и представительная, она тем не менее, казалось, даже не шевельнула кусты. Волосы ее были густыми, иссиня-черными, с яркими проблесками чистейшей белизны, изумительно красивые волосы. Они были заплетены в косу, свисавшую через плечо и доходившую до груди. При виде этой женщины вы обратили бы внимание сначала на то, какая она высокая, потом ваш взгляд привлекли бы ее волосы — вы рассматривали бы их и думали, что почти ощущаете глазами их грубую и вместе с тем гладкую фактуру. Будь вы мужчиной, вам пришел бы в голову вопрос: а как она выглядит с распущенными волосами, разметавшимися по подушке при лунном свете? Вам было бы интересно, какова она в постели. Но она еще ни разу не отдалась ни одному мужчине. Она была чиста. Она ждала. Ей снились сны. Однажды в колледже во время спиритического сеанса она гадала на суженого, силуэт которого должен был появиться на специальном экране. И сейчас снова подумала о том, уж не этот ли человек станет первым в ее жизни мужчиной.

— Подожди, — сказала она мальчику и повернула его искаженное лицо к своему, спокойному. Она знала, в чем тут беда. — С домом все будет в порядке, Джо. Зачем он станет вредить дому?

Он оглянулся и бросил долгий обеспокоенный взгляд на дом.

— Когда он уйдет, мы пойдем вслед за ним.

Он яростно замотал головой.

— Да. Мы должны. Я должна. — Она остро чувствовала необходимость этого. Может, он и не будет тем самым первым, но даже если и так, он будет звеном в цепи, которая вела ее долгие годы, той цепи, которая теперь приближалась к своему концу.

Джо — в действительности его звали иначе — бешено замахнулся ножом, словно хотел вонзить его в нее. Она не сделала ни единого движения, чтобы защититься или убежать, и он медленно опустил нож. Он повернулся к дому и ткнул в него ножом.