Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

о том, что нужно уйти как можно скорее, неотступно сверлила К., ему было

неспокойно от пристального взгляда Амалии, и потому он решился, не таясь, сознаться, что пригласил он их необдуманно, из личной симпатии, но, к сожалению, должен это отменить, так как между семьей Варнавы и Фридой существует какая-то непонятная, но сильная вражда.

— Вовсе это не вражда, — сказала Амалия, встав с постели и отшвыр-нув одеяло, — и не так уж это серьезно, просто она подлаживается к общему мнению. А теперь уходи, иди к своей невесте, я вижу, как ты торопишься.

И не бойся, что мы придем в гости, я с самого начала говорила об этом в шутку, со зла. Но ты можешь ходить к нам чаще, тебе никто не помешает, а предлог у тебя найдется — скажешь, что ждешь вестей через Варнаву. А я тебе еще

облегчу задачу, объяснив, что, если Варнава даже и принесет для тебя какие-нибудь известия, все равно он не сможет прийти в школу, чтобы тебе их передать. Не может он столько бегать, бедняга, придется тебе самому прийти сюда

и справиться.

К. еще ни разу не слыхал, чтобы Амалия так много и связно говорила, да

и слова ее звучали по-другому, было в них какое-то высокомерие, и это ощу-тил не только К., но и Ольга, хотя она и привыкла к сестре. Ольга стояла в стороне, по-прежнему неуклюже расставив ноги и слегка сутулясь; она не спуска-ла глаз с Амалии, смотревшей только на К.

— Но ты ошибаешься, — сказал К., — ты сильно ошибаешься, считая, что

для меня ожидание Варнавы — только предлог. Уладить отношения с властями — самое главное, да, в сущности, и единственное мое желание. И в этом

мне должен помочь Варнава, на него я возлагаю почти все надежды. Правда, один раз он уже очень разочаровал меня, но тут я больше виноват, чем он, потому что поначалу я был настолько сбит с толку, что решил, будто все можно

уладить просто небольшой прогулкой, а когда выяснилось, как невозможно

невозможное, я во всем обвинил его. Это повлияло на меня даже в моем суж-дении о вашей семье, о вас. Все это прошло, мне кажется, что я и вас теперь лучше понял, и вы… — К. запнулся, ища подходящее слово, но, найдя его не сразу, удовольствовался первым попавшимся: — Вы как будто го раздо доброжела-тельнее, чем другие жители Деревни, насколько мне пришлось с ними сталкиваться. Но ты, Амалия, опять сбиваешь меня с толку, хоть для тебя служба

твоего брата что-то и значит, но его значение для меня ты преуменьшаешь.

320

ф. кафка

Может быть, ты не посвящена в дела Варнавы, тогда это хорошо, но, может

быть, посвящена — а у меня именно такое впечатление, — тогда это плохо, потому что тогда это значит, что твой брат меня обманывает.

— Успокойся, — сказала Амалия. — Ни во что я не посвящена, я ни за

что не соглашусь, чтобы меня посвящали в эти дела, ни за что не соглашусь, даже ради тебя, хотя я многое для тебя готова сделать, ведь, как ты сам сказал, мы люди доброжелательные. Но дела моего брата только его и касаются, и знаю я о них только то, что случайно, против воли где-нибудь услышу.

Зато Ольга может дать тебе полный отчет, он ей все поверяет. — Тут Амалия

отошла, пошепталась с родителями и вышла на кухню; она даже не попроща-лась с К., словно знала, что ему придется надолго тут остаться и прощаться

с ним не надо.

16.

Слегка растерявшись, К. остался, и Ольга, подсмеиваясь над ним, потянула его к скамье у печки — казалось, что она и вправду рада, что может посидеть

с ним вдвоем, но радость эта была тихой и, уж конечно, ничуть не омра чена

ревностью. Именно благодаря такому полному отсутствию ревности, а потому и всякого напряжения К. почувствовал удовольствие; приятно было смотреть в эти голубые глаза, не влекущие, не властные, а полные робкого спокойствия, робкой настойчивости. Казалось, что все предостережения Фриды

и хозяйки не только не насторожили его, но заставили быть внимательнее ко

всему, что сейчас происходило, и разбираться лучше. И он рассмеялся вместе

с Ольгой, когда она спросила, почему он именно Амалию назвал доброжела-тельной, у Амалии много качеств, но уж доброжелательности в ней нет. На это

К. возразил, что похвала, конечно, относится к ней, к Ольге, но Амалия такая

властная, что не только присваивает себе все хорошее, что говорится в ее присутствии, но и каждый готов ей добровольно отдать пальму первенства.

— Это правда, — сказала Ольга уже серьезнее, — тут больше правды, чем

ты думаешь. Амалия моложе меня, моложе Варнавы, но в семье все решает она, и в хорошем и в дурном; правда, ей приходится нести и хорошее и дурное

больше, чем другим.

К. сказал, что это преувеличение, ведь только что Амалия сама сказала, что она, к примеру, совершенно не интересуется делами брата, зато Ольга все

о них знает.

— Ну как бы тебе объяснить? — сказала Ольга. — Амалии нет дела ни до Варнавы, ни до меня, в сущности, ей нет дела ни до кого, кроме родителей, за ними

она ухаживает день и ночь, вот и сейчас она спросила, чего им хочется, и пошла на кухню готовить для них, ради них заставила себя встать, а ведь она с обеда нездорова, все лежала тут на скамье. Но хотя ей до нас и нет никакого дела,