ПСС. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Въ Тюмени, гд партія стояла полтора мсяца и гд смотритель острога былъ особенно ласковъ съ Нехлюдовымъ и опять устроилъ Маслову сидлкой въ больницу и гд Нехлюдовъ свободно ходилъ въ камеры и въ коридоры острога, онъ видлъ ужасающія сцены. Острогъ былъ весь пропитанъ тифозной заразой. Больница была полна, и больные лежали по камерамъ. Тутъ же шла игра въ карты, пьянство и ужасный противуестественный развратъ.

Нехлюдовъ никогда не могъ забыть то, что онъ видлъ въ первый день своего посщенія Тюменьской тюрьмы. Первое время его принимали за какого нибудь присланнаго отъ высшей власти чиновника, и смотритель величалъ его «ваше сіятельство», надвалъ шашку и самъ водилъ его по камерамъ. Потомъ уже узнали на каторг про него, что онъ частное лицо, и перестали оказывать ему уваженіе.

Но въ Тюмени онъ еще считался важнымъ лицомъ. Въ особенности въ Тюмени считали Нехлюдова важнымъ лицомъ потому, что губернаторъ былъ ему знакомый человкъ, очень добрый и любитель спектаклей, остротъ, анекдотовъ и игры въ винтъ. Нехлюдовъ обдалъ у него. Несмотря на дальній Сибирскій городъ, все у Губернатора было очень элегантно; жена его, милая хозяйка, хорошенькая женщина, sur le retour,²⁵⁸

весело шутила съ Нехлюдовымъ и хотла засадить его на другой дам[скій] столъ въ винтъ. Былъ ужъ готовъ столъ съ четырьмя свчами и новой колодой атласныхъ картъ. Но Нехлюдовъ отказался, желая воспользоваться разршеніемъ постить острогъ.

– Ну, все равно, прізжайте ужинать, – проводилъ его Губернаторъ, не вставая изъ за стола. Губернаторша же дала ему виноградъ и грушу, чтобы онъ зналъ, что у нихъ въ Сибири живутъ какъ люди.

Подъ вліяніемъ этого впечатлнія изящества и избытка, главное – свта Нехлюдовъ пріхалъ въ острогъ. Смотритель тотчасъ же повелъ его наверхъ.

Какъ только отворили дверь, такъ Нехлюдова охватилъ удушающій запахъ человческихъ испражненій, полутьма, – горла одна²⁵⁹ коптящая лампа, – и послышались пніе и крикъ, ругательства. Онъ вошелъ прежде всего²⁶⁰

въ мужскую пересыльную. Когда отворили дверь, дкій запахъ еще усилился, и лампа, казалось, горла еще тускле. Въ самомъ коридор, прямо на полъ, мочились два человка въ рубахахъ и порткахъ, съ бритыми головами, въ кандалахъ. Смотритель крикнулъ на нихъ, и они, какъ виноватые, вернулись и легли на свои мста. Нехлюдовъ былъ въ середин, арестанты лежали или должны были лежать голова съ головами. И въ небольшой камер ихъ было человкъ 40. Вс мста были заняты. Вонь была ужасная. Вс вскочили, какъ только вошелъ смотритель. Въ числ

этихъ былъ Алексй. Нехлюдовъ передалъ ему полученное отъ жены извстіе и деньги, которыя взялъ смотритель. Потомъ пошли въ верхній этажъ. Въ одной изъ камеръ пли псни, такъ что не слыхали грохота двери. Смотритель постучалъ въ дверь.

– Я те запою. Смирно.

Пошли дальше. Нехлюдовъ попросилъ не шумть и позволить ему посмотрть въ оконце. Смотритель позволилъ.

И тутъ то онъ увидалъ ту ужасную сцену, которая навсегда осталась у него въ памяти. Въ номер было человкъ 20. Двое ходили въ своихъ халатахъ, босикомъ, не глядя другъ на друга, быстро-быстро взадъ и впередъ, какъ зври въ клтк; одинъ былъ черный, похожій на цыгана, другой – маленькій челов

чекъ, рыжій, уже не молодой и бритый.

Вправо стоялъ противъ угла съ иконой старикь съ блой бородой и истово молился, кланялся въ землю, крестился и шепталъ что то. Потомъ рядомъ съ нимъ двое у наръ съ крикомъ играли въ карты. Нсколько человкъ окружали ихъ. Играющіе хлопали руками и произносили какія то отрывочныя слова.

– А чортъ тебя задави. Обдулъ, – сказалъ одинъ изъ играющихъ, въ рыжихъ усахъ, съ злымъ лицомъ. – Ну, жена, маршъ спать! – крикнулъ онъ, ложась на нары, на блднаго малаго, который стоялъ въ числ смотрвшихъ на игру.

Вс захохотали. Мальчикъ снялъ халать и направился къ нарамъ. Нехлюдовъ постучалъ и попросилъ отпереть камеру, чтобы переговорить съ этимъ мальчикомъ. Онъ былъ приговоренъ къ поселенію за воровство.

Пользуясь своимъ вліяніемъ, Нехлюдовъ попросилъ смотрителя перевести мальчика въ другую камеру.

– Къ ребятамъ, – посовтовалъ помощникъ.

Они вошли къ ребятамъ. Это были одутловатые, блые, съ безсмысленными глазами мальчики, отъ 15 до 18 лтъ. Ихъ было 4.

Такіе же сцены и лица видлъ Нехлюдовъ во все время своего путешествія и все больше и больше ужасался и укрплялся въ своемъ ршеніи открыть это людямъ, выяснить ту безумную жестокость, которая совершалась этими воображаемыми возмездіями, устрашеніями, обезвреживаніями, переправленіями.