Птенцы велосипеда

Такое ругательство Виолу обычно смешило, однако подруга редко бранилась, тем более, при детях: это означало, что она уже сама не своя от усталости. Виола, не слушая возражений, усадила Паолу на стул, потянула руку Мартино к раковине, под струю воды, вынула из ящика пластырь, но он оказался слишком маленьким. Кровь капала на пол, Анджело заинтересованно потянулся к ярким пятнам, Виола подхватила его на бедро.

– Пойдем, у меня дома есть бинт.

– У нас тоже есть, – уперся Мартино.

– Оставь маму, – шепнула Виола, – дай ей вздохнуть. Пойдем.

Во дворе дышалось не в пример легче, Виола подумала, что совершила ошибку, надо было вытащить на воздух Паолу, а не наоборот. Но кое-что еще не давало ей покоя.

Обработав и перевязав мальчику руку, Виола подала бодро ползающему по ковру Анджело его любимый пульт от телевизора. И снова вернулась к Мартино.

– Скажи, – осторожно начала она, – почему вы с Давидом не ходите гулять вместе?

– Мы ходим, – отвел глаза Мартино.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты не ладишь с теми мальчиками?

– Угу, – после секундного колебания ответил он.

Виола молчала, ожидая продолжения. Мартино покусывал губу, глядя в угол.

– Мне просто… Мне не нравится то, что они делают, – выдохнул он и быстро глянул на Виолу. – Они иногда… то есть, некоторые… Ну, говорят, они воруют мелочь из магазинов, и… курят.

Виола подняла брови.

– Не то, – поморщился мальчик, – не табак. Но Давид – нет, – испуганно вскинул голову Мартино, – он просто, он…

– Хорошо, хорошо, успокойся, – дрогнувшим голосом сказала Виола. – Заберешь малыша?

– Да, конечно, – растерянно кивнул мальчик, – Анджело, иди сюда.

Виола накинула на плечи серый палантин и выскочила во двор.

– Давид, – она облегченно выдохнула, когда он взял трубку. – Где ты? Уже одиннадцать!

– Я недалеко. Через полчаса вернусь. Или час.

– В полночь?! Давид, иди домой.

– Ну мама…

– Я сказала, сейчас! Ты и так задержался!

В трубке слышался смех и гомон мальчишеских голосов.

– Завтра выходной, – раздраженно заметил Давид.

– И что? Где вы вообще находитесь?

– Да сказал же – недалеко… В парке. Я скоро приду, мам, – и он сбросил звонок.

На повторный вызов он не ответил. Виола быстро переобулась, сунула в карман ключи и сбежала по ступенькам.

Трамвайные пути масляно блестели в свете фонарей, покосившийся зеленый человечек на светофоре навечно застыл в мгновении падения. Сильно пахло отцветающими акациями, чьи лепестки белели в выбоинах тротуара. Джардини Реали – большой парк, ночью путь до остановки с монументом казался очень долгим. Под ногами хрустел мелкий гравий, громче, чем хотелось бы. В пустоте аллей голоса разносились далеко. Виола остановилась в круге фонарного света и вынула телефон, глядя туда, где под деревьями на траве расположилась компания.

– Мама, ну зачем?!

– Пойдем домой, Давид. Одна я не уйду!

Голоса притихли, слышалось возмущенное сопение Давида в трубке. Виола чувствовала на себе любопытные взгляды.

– Я не уйду без тебя, – повторила она.

От глубокой тени под деревьями отделилась фигура сына. Он медленно прошел по открытому газону и остановился перед ней, все еще прижимая к уху телефон. Впервые в жизни Виола видела в глазах Давида чувство, которому совсем недолго оставалось до ненависти. Она резко повернулась и пошла по аллее, слушая его шаги за плечом. До дома они шли молча, и хорошо: от сдерживаемых всхлипов так болело в груди, что любое слово могло оказаться детонатором.

Когда впереди зашелестели ветви сквера Ларго Монтебелло, Виола уже сумела взять себя в руки и спланировать дальнейший разговор. Давид разулся и, не глядя, прошел мимо Виолы.

– Хамуди… Пожалуйста.

Он раздул ноздри, но все же опустил руку, уже протянувшуюся запереть за собой дверь спальни. Виола присела на край дивана, сцепила пальцы.

– Понимаешь, я переживаю. Мне страшно за тебя. Когда ты не приходишь домой вовремя… и я не знаю, где ты, с кем… – она старалась говорить лишь о себе и своих чувствах, чтобы не давить, и подбирала слова медленно, но Давид все еще слушал, это вселяло надежду. – Мы сейчас сидели у Паолы, она спросила, где ты, а я почувствовала себя ужасной матерью, я не знала, что ей ответить. Я доверяю тебе, мы много об этом говорили, но… Прости меня, я так… Мне и правда стало очень страшно сегодня.

Давид поднял взгляд, вздохнул, подошел к ней, сел рядом на диван.

– Мама, там мой… друг, – словно с усилием, сказал он. – И я за него боюсь.

Когда Давиду исполнилось десять, он вышел погулять на детскую площадку вместе с одноклассницей. Виола отпустила его, потому что с ними шел и отец девочки. Виола совсем недавно разрешила сыну самостоятельно выходить на улицу. Маленький и хрупкий, он выглядел второклашкой, а Израильские соцслужбы могли бурно отреагировать на то, что ребенок младше девяти находится на улице без взрослого.