Пуговица Дантеса

Именно тогда Пушкин стрелялся с офицером Генерального штаба Зубовым, уличённым в нечестной карточной игре. Выведенному на чистую воду прапорщику ничего не оставалось, как вызвать поэта на дуэль.

– Решено, стреляемся! – ответил на вызов Зубова Пушкин. – Попадете ли вы в меня или нет – для меня это равно ничего не значит. Но для того чтобы в вас было больше смелости, предупреждаю: стрелять в вас совершенно не намерен… Ну как, согласны?

– К вашим услугам…

Стрелялись на окраине Кишинёва, в так называемой «малине». Зубов был немало удивлён, когда понял, что его противник действительно настроен миролюбиво. Пока прапорщик целился, Пушкин преспокойно… поедал черешни. «Психическая атака» вполне удалась: Зубов промахнулся. Ответного выстрела не последовало. (Этот эпизод позднее был использован писателем в рассказе «Выстрел».)

– Вы довольны? – спросил по окончании поединка Пушкин.

Вместо ответа Зубов бросился с объятиями.

– Э-э, братец, это лишне… – сказал Пушкин, сунув пистолет под мышку. Потом развернулся и ушёл…

В Кишинёве же Александр Сергеевич поссорился со статским советником Иваном Лановым. 65-летнему Ланову не понравилось, как во время праздничного обеда у наместника Бессарабии генерала Инзова молоденький поэт, мало что понимающий в жизни, выражал своё мнение по поводу и без. Чашу терпения переполнила дискуссия о вине, которое, по мнению чиновника, способно излечивать все болезни.

– И горячку? – засмеялся Пушкин.

– Молокосос! – не выдержал, побагровев, Ланов, который уже был изрядно подшофе.

– Виносос! – не остался в долгу поэт.

– Я вызываю вас, сударь, к барьеру! – раззадорился старик. Но, видя, что «юнец» открыто смеётся над его словами, продолжил: – Было время, к дуэлям относились серьёзно. Помню, при князе Таврическом месяца не проходило без поединка…

– Так когда то было… А теперь?

Ланов засопел и побагровел ещё больше. А Пушкина уже было не унять. Через несколько минут он выпалил в адрес статского советника сочинённую экспромтом эпиграмму:

Бранись, ворчи, болван болванов,Ты не дождешься, друг мой Ланов,Пощечин от руки моей.

Твоя торжественная рожаНа бабье гузно так похожа,Что только просит киселей…

После услышанного лицо Ланова из багрового превратилось в некое подобие перезревшей сливы. Не сдерживая себя, он крикнул:

– Я вызываю тебя, молокосос!..

Вызов пришлось принять. Иначе, понял поэт, старика прямо за столом хватит удар.