Пуговица Дантеса

Для Пушкина вид расстроенной жены говорил о многом. Его больно трогал сам факт того, как болезненно Натали отреагировала на сватовство француза к сестре. Это свидетельствовало только об одном: неожиданная «влюблённость» Дантеса к Катрин Наталью Николаевну сильно задела. Выходит, этот француз жене был небезразличен, следовательно, супруга что-то недоговаривала.

Так и оказалось. Вскоре (возможно, под давлением мужа) Натали рассказала то, что окончательно убедило Пушкина в своих умозаключениях: авторы низких пасквилей – Геккерены. Наталья Николаевна поведала, как посланник уговаривал её написать Дантесу письмо, в котором умоляла бы его не стреляться с мужем. Когда же речь зашла о сватовстве к Катрин, скрывать очередную подлость Геккеренов стало бессмысленно.

Все потуги посланника, понял Пушкин, сводились к единственному – уклониться от поединка. Факты говорили за себя: поэт имеет дело с кончеными негодяями. Пристрелить одного и публично уличить другого – значит сделать то, что требует от него долг. Долг человека чести…

* * *

Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):

«…Страстные игроки были везде и всегда. Драматические писатели выводили на сцене эту страсть со всеми ее пагубными последствиями. Умнейшие люди увлекались ею. Знаменитый французский писатель и оратор Бенжамен-Констан был такой же страстный игрок, как и страстный трибун. Пушкин, во время пребывания своего в южной России, куда-то ездил за несколько сот верст на бал, где надеялся увидеть предмет своей тогдашней любви. Приехал в город он до бала, сел понтировать и проиграл всю ночь до позднего утра, так что прогулял и все деньги свои, и бал, и любовь свою. Богатый граф, Сергей Петрович Румянцев, блестящий вельможа времен Екатерины, человек отменного ума, большой образованности, любознательности по всем отраслям науки, был до глубокой старости подвержен этой страсти, которой предавался, так сказать, запоем. Он запирался иногда дома на несколько дней с игроками, проигрывал им баснословные суммы и переставал играть вплоть до нового запоя. Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию. Хороша и благородна ли эта страсть, эта поэзия, – это другой вопрос. Один из таких игроков говаривал, что после удовольствия выигрывать нет большего удовольствия, как проигрывать…» [13]

Кишинёвский период в жизни Пушкина был полон острых ощущений.