Не зная ни Вашей руки, ни Вашей подписи, я обращаюсь к Графу Д’Аршиаку, который Вам вручит сие письмо, чтобы засвидетельствовать, что письмо, на которое я отвечаю, точно от Вас. Содержание его до того вышло из границ возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности сего письма. Вы, кажется, забыли, Милостивый Государь, что Вы отступились от вызова, которой Вы адресовали к Барону Егору Геккерну и который был им принят: доказательство мною представляемого находится писанное Вашею рукою и осталось у Секундантов. Мне остается только Вас предупредить, что Граф Д’Аршиак явится к Вам, чтоб с вами условиться о месте, где встретитесь с бароном Егором Геккерном, и Вас предупредить, что встреча сия не терпит никакого отлагательства. Я буду иметь позднее, Милостивый Государь, заставить Вас ценить почтение, должное сану, которым я обличен и к которому никакие происки с Вашей стороны не в состоянии допустить.
Я есмь, Милостивый Государь,
Ваш покорнейший слуга барон Геккерен.
Читано и мною одобрено Барон Егор Геккерн» [16].
Доставленный д’Аршиаком ответ от Геккерена Пушкин даже не стал читать. Он тут же принял вызов, сделанный ему от имени приёмного сына голландского посланника. Договорились, что в самое ближайшее время поэт пришлёт своего секунданта.
* * *
Пушкин не думал умирать. В планах было лишь поставить точку в затянувшейся травле. Хотелось другого – писать. Встретив Владимира Даля
[55], доверительно сообщил ему:– Я только что перебесился… Теперь буду много работать.
Вспоминая те, преддуэльные, дни, Даль писал:
«Незадолго до смерти Пушкин услыхал… что шкурка, которую ежегодно сбрасывают с себя змеи, называется по-русски выползина. Ему очень понравилось это слово, и [он] с грустью сказал: “Да, вот мы пишем, зовёмся… писателями, а половины русских слов не знаем!..” На другой день Пушкин пришёл… в новом сюртуке: “Какова выползина!” – сказал он, смеясь своим веселым, звонким, искренним смехом…» [17]
Изумительно тонкое далевское наблюдение… Какие мысли терзали в те мгновения Пушкина, когда он показал товарищу новую «выползину»? Возможно, ему просто хотелось сбросить всю налипшую к его семье грязь, чтобы начать жить с чистого листа? Пушкин не был безумным ревнивцем. Но болтали всякое. И не только про Дантеса. Ходили слухи про Натали и царя… Как с этим жить?..
Нет, умирать не хотелось. Оскорбление требовалось смыть кровью, чтобы, наконец, быть свободным. И стать крепче, лучше, чище… Как змея, сбросившая «выползину»…