Пуговица Дантеса

Начальник отделения Шмаков» [25].

Ну и своеобразным приложением к данному определению опять же стала Записка о мере прикосновенности к дуэли иностранных лиц (повторившая аналогичную аудитора Маслова).

Точку в деле о поединке 27 января 1837 года поставил Николай I, оставивший на документе 18 марта царскую конфирмацию: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты» [26].

Амнистия. Полная и окончательная…

* * *

А теперь мне бы хотелось повиниться перед терпеливым читателем за слишком утомительное погружение в судебные кущи пушкинского дела. Готов извиниться и перед теми, кто, не найдя в себе сил окунуться в юридические тонкости далёких лет, не стал даже в них вникать. Тем не менее замечу: вникнуть всё-таки стоило. А почему – узнаете, прочтя эту главу до конца. Уверяю, не пожалеете…

Итак, сколь бы ни был строг и зорок чиновничий взгляд, буравивший исписанные гусиным пером витиеватые записи военно-судного дела, он всё же не смог углядеть несколько чрезвычайно важных обстоятельств. В принципе, судя по материалам дела, следствие и сам суд были проведены достаточно оперативно и профессионально. Да и цель как таковая оказалась достигнута: подсудимый (убийца) наказан, а вместе с ним и лица, имевшие к преступлению ту или иную степень прикосновенности. Однако за рамками уголовного процесса осталось как минимум два вопроса.

Первый. Это несостоявшееся ознакомление членами военно-судной комиссии с анонимным так называемым «дипломом рогоносца», о котором так много сказано, но которого на самом деле никто и в глаза-то не видел. Хотелось бы задать судьям вопрос: о чём вы судили-рядили, господа? И был ли на самом деле этот пресловутый «диплом»? Вот пусть бы и ответили. Действительно, вещдок – штука серьёзная; и одно дело – рассуждать, другое – его видеть. В данном случае ни во время следствия, ни на суде не было представлено главнейшего вещественного доказательства – анонимного «диплома рогоносца», с которого, если верить переписке Пушкина с Геккеренами, всё и началось.

Второй. Во время разбирательства дела так и не был допрошен важный свидетель – Наталья Николаевна Пушкина. Именно вдова погибшего поэта могла стать главным свидетелем обвинения. Расскажи она чистосердечно на суде, как всё было на самом деле (об ухаживаниях Дантеса, его сальных шуточках и, главное, о встрече на квартире у Идалии Политики), возможно, наказание француза было бы иным – более суровым. По крайней мере, маска лицемерия была бы сброшена и перед императором. Однако этого не произошло.