Читаем Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь полностью

Очевидно, мне снова нужно готовиться к разговору с Моникой…

* * *

Обедать я поехал в Асри. По дороге убеждал себя, что еду исключительно ради обеда. Но я никогда не ездил для этого в Асри.

Это был небольшой, как, впрочем, и все здесь, городок, славившийся виноделием. В переводе его название означало «выжималка». В Средние века все жители города собирались на винокурне, влезали в огромные чаны со спелым виноградом и давили его босыми ногами.

Я что-то заказал себе в ресторане, расположенном в центре, но еда не лезла мне в рот. Я наблюдал за редкими прохожими и группами туристов, пытаясь во всех проходящих женщинах узнать свою «подопечную». Один раз мне даже показалось, что это Она. Женщина была в изящных туфельках (жаль, что я не запомнил цвета ее «лодочек»!), в узком платье песочного цвета и такой же соломенной шляпке с широкими полями. За ними и за темными стеклами солнцезащитных очков я не мог хорошо разглядеть ни ее лица, ни цвета подобранных под шляпу волос. Она сидела в баре на противоположном конце площади и пила сок. Я по-собачьи раздувал ноздри, пытаясь выловить из тысячи уличных запахов легкий аромат сирени. Но, увы, я все-таки был человеком, мне было легче нафантазировать этот аромат, чем почувствовать его. Минуты через три, когда я был почти уверен, что нашел и узнал ее, к даме подошли двое мужчин (я безошибочно угадал в них коренных жителей), и все трое заговорили по-английски. Я не мог расслышать, о чем они говорили, но четко различил артикуляцию.

Потом я увидел другую – блондинку в розовых бриджах… Третья – короткостриженая шатенка, изящная, как статуэтка, тоже могла быть ею. Спустя некоторое время мой взгляд вырывал из толпы каждую. Даже не пренебрег крупной кудрявой дамой постбальзаковского возраста в ярком брючном костюме. Мне уже было все равно, как она выглядит. Голова моя шла кругом. Я просеивал всех через сито, как дотошный пекарь муку, и в конце концов в нем осталась та – первая, из бара. Разве Она не могла говорить по-английски? Эка невидаль для преуспевающей дамы! Пусть это будет Она, решил я. И снова обратил свой взор к бару. Но женщины там уже не было. Опять возник тот же вопрос: что я делаю здесь, в Асри? И вообще… Я чувствовал, что заболеваю какой-то неизвестной и пугающей меня болезнью. Скорее всего, ее вирус сидел во мне давно. Может быть, с детства. Я вдруг вспомнил эту странную тоску, внезапно охватывающую меня лет в десять. Потом, конечно, я мог заглушить ее, обмануть, скрутить в бараний рог. Наверное, поэтому и не реализовался… Каждый в жизни делает только одно дело, несмотря на то, что берется за многие. Я пришел к этому не так давно. Писатель пишет одну книгу, даже если на его счету сорок романов. И эта книга насквозь пронизана одной навязчивой идеей. У Мураками это колодец, у Булгакова – бег и покой, у Миллера – секс, у Павича – эпос.

Да и художник, даже меняя технику письма, говорит об одном. Важна только стилистика, по которой тебя отличат от других. Возможно, мне светило стать неплохим писателем или музыкантом, но я понял это слишком поздно. Если бы я не боялся мысли о своем предназначении в пятнадцать лет, все, может быть, сложилось бы иначе. Но кто может предугадать свой путь так рано? Разве что гений. А я не был даже вундеркиндом…

В ресторане, где я вяло ковырял вилкой ножку ягненка, запеченную в сметане и украшенную базиликом, были винные погреба. Туда время от времени спускались туристы на дегустацию. Я подозвал хозяина, познакомился с ним – его звали Сэмюэль Росса – и, заплатив несколько лир, вошел в прохладное подземелье. Здесь царил полумрак, в стенах располагались бочки с вином, а на многочисленных деревянных полках лежали бутылки с винами разных сортов. Подземный ход, огороженный турникетом, вел куда-то вглубь – из него веяло сыростью. В этом для меня не было ничего удивительного. Таких тайных каменных лазов и переходов на острове было множество. Во время войн их использовали как бомбоубежища или переходы из одного дома (или даже города) в другой. Местные жители не удивлялись, когда при рытье колодцев натыкались на каменные коридоры. Я попросился у Сэма зайти за турникет.

– Это опасно, – сказал он. – Я и сам не бывал дальше второго поворота. Можно не вернуться… В войну мой отец укрывал здесь полгорода, а сейчас сын устраивает дискотеки…

Я испробовал несколько сортов вин, особенно налегая на шардоне. Она тоже пила его…

– Я слышал, что кто-то приехал договориться о поставках этого вина за рубеж, – как бы между прочим заметил я.

– Да? – удивился хозяин. – Я ничего об этом не знаю.

Больше говорить было не о чем. Я искал повод отослать его наверх. Но тут в подвал спустилась очередная группа, и хозяин занялся ею. Воспользовавшись суетой, я нырнул за турникет и сделал несколько быстрых шагов вперед – темнота сразу же поглотила меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза