Каррачола, Томас и Кристиансен, склонившись над столом, старательно скрипели перьями. Во всяком случае, двое из них – Кристиансен до конца не оправился от удара по голове, и писание давалось ему с трудом. Крамер чуть поодаль, тихо беседуя со Смитом, с любопытством и тенью беспокойства наблюдал за процессом.
– Похоже, они увлеклись, – заметил он.
– Вид раскрытой могилы возбуждает, – цинично отозвался Смит.
– То есть?
– Знаете, что произойдет с этими людьми через четверть часа?
– Я слишком устал, чтобы следить за игрой слов, капитан Шмидт.
– Смит. Через четверть часа они будут мертвы. И они это знают. Поэтому отчаянно борются за каждую минуту жизни: когда ее осталось столь мало, каждый миг, отвоеванный у вечности, бесценен. Так азартный игрок, зная, что проигрывает, цепляется за каждую возможность продлить игру.
– А вы поэт, капитан, – пробормотал Крамер. С минуту он походил взад-вперед по комнате, уже не глядя на пишущих, потом сел напротив Смита. – Ладно, – сказал он. – Сдаюсь. В чем же все-таки разгадка? Что за всем этим стоит?
– О, она проста, как все гениальное, дорогой Крамер. За веревочки дергает генерал Ролленд. А он настоящий гений, человек, не знающий ошибок. Можете не сомневаться.
– Ладно, – нетерпеливо подстегнул его Крамер, – он гений. Что дальше?
– Каррачолу, Томаса и Кристиансена взяли три недели назад. Они работали только в Северо-Западной Европе, и здесь их никто не знал.
– Понаслышке знали.
– Да, но не более того. Адмирал Ролленд решил, что, если трое соответствующим образом инструктированных агентов явятся сюда под видом указанных лиц, к ним наверняка отнесутся с уважением, а вы обязательно их примете. Следовательно, они смогут действовать в замке совершенно свободно и в полной безопасности.
– Ну и?..
– Разве не понятно? – Теперь уже Смит начал проявлять нетерпение. – Ролленд знал, что, если генерал Карнаби или этот тип, загримированный под него, попадется вам в руки, допрашивать его с немецкой стороны прибудет не менее важная персона. – Смит улыбнулся. – Знаете ли, известную мудрость, гласящую, что Магомет идет к горе, а не гора к Магомету, в Англии понимают так: армейские чины сами явятся побеседовать с гостем господ из гестапо.
– Продолжайте.
– А рейхсмаршал Роземейер столь же притягательный объект для союзников, как генерал Карнаби для нас.
– Рейхсмаршал! – Крамер, бросив взгляд в сторону Роземейера, с трудом выдохнул: – Его хотели похитить!..
– Ваши драгоценные агенты, которым вы доверились, – безжалостно закончил за него Смит.
– Боже! Боже милосердный! Дьявольский план!
– Именно так.
Крамер резко поднялся и подсел к Роземейеру. Минуты две они о чем-то тихо переговаривались, изредка поглядывая в сторону Смита. Впрочем, говорил в основном Крамер, и, насколько можно было заметить со стороны, очень красноречиво: любопытство на лице Роземейера переросло сперва в удивление, а потом в выражение изумленного потрясения. Когда Крамер закончил монолог, они оба помолчали, потом как по команде поднялись с мест и подошли к Смиту. Рейхсмаршал выглядел заметно бледнее обычного, а когда заговорил, в голосе его слышалась легкая дрожь.
– Невероятная история, капитан Смит, – сказал он. – Невероятная. Кто бы мог подумать, что ларчик открывается именно так! – Он выдавил из себя улыбку. – Честно говоря, не очень-то приятно оказаться в ловушке. Я ваш вечный должник, капитан Смит.
– Германия у вас в долгу, – вмешался Крамер. – Вы оказали ей огромную услугу. Мы этого не забудем. Уверен, что фюрер лично выразит вам свою признательность.
– Вы слишком великодушны, господа, – скромно сказал Смит. – Я вполне вознагражден тем, что сумел выполнить свой долг. – По его губам пробежала тень улыбки. – Разве что фюрер предоставит мне две-три недели отпуска: похоже, нервы начинают сдавать. Но извините, господа, моя миссия еще не завершена.
Он принялся, не расставаясь с бокалом, медленно прохаживаться за спинами сидящих за столом, с особенным интересом заглядывая то в один, то в другой блокнот. Циничная улыбка, которой Смит сопровождал свое наблюдение, не ускользнула от присутствующих, кроме, пожалуй, тех, кто ее вызвал. Остановившись возле Томаса, он изумленно покачал головой и воскликнул:
– Ну надо же!
– Пора кончать! – нетерпеливо скомандовал Роземейер.
– Если позволите, рейхсмаршал, давайте доведем игру до конца.
– У вас есть на то причины?
– И довольно веские.
Оставив Мэри, фон Браухич энергично, но без лишней спешки зашагал по коридору, и шаги его гулко отдавались в тишине. Свернув за угол, он перешел на бег.
Во дворе возле геликоптера никого не было. Поднявшись по лестнице, он заглянул в кабину, затем вновь спустился на землю и остановил патрульного, который одеревеневшей походкой брел по двору с собакой на поводке.
– Отвечайте быстро, – повысил голос фон Браухич. – Видели пилота?
– Нет, господин майор, – испуганно ответил патрульный, пожилой служака. По возрасту ему не грозила отправка на фронт, но он до смерти боялся гестапо. – Давно уже не видел.
– Что значит – давно?