Пушки острова Наварон

Странно, ни с того ни с сего вдруг подумалось ему, сколь невыразительными и даже разочаровывающими могут выглядеть последствия стихийного или же рукотворного бедствия. Если бы не тусклое красноватое зарево да столбы дыма, поднимающиеся над верхней частью утеса и придающие пейзажу эдакий дантовский ореол первобытного ужаса и мрачного предзнаменования, отвесная дальняя стена бухты выглядела бы, пожалуй, как и во времена Гомера. Величественный скалистый обрыв, с такого расстояния кажущийся гладким, аккуратным и в некотором роде обязательным для местности, могли на протяжении сотни миллионов лет вытачивать ветра и дожди, а могли и пятьдесят веков назад выдолбить в поисках мрамора для ионических храмов каменотесы Древней Греции. Однако совершенно невероятным, практически лежащим за гранью рационального понимания оставался тот факт, что десять минут назад обрыва этого не существовало вовсе, что на его месте зиждились десятки тысяч тонн скальной породы, самая неприступная немецкая крепость Эгейского моря и, прежде всего, две исполинские пушки Наварона, отныне навечно погребенные под почти стометровой толщей воды. Задумчиво покачав головой, Райан опустил бинокль и повернулся к людям, которые за пять минут смогли проделать больше, нежели удалось бы природе за пять миллионов лет.

Капитан Мэллори и капрал Миллер. Большего о них коммандер и не знал, если не считать того обстоятельства, что на задание их послал его старинный друг кэптен[13] Йенсен, который, как Райан, к своему полнейшему изумлению, узнал лишь двадцать четыре часа назад, возглавлял отделение союзнической разведки в Средиземноморье. Какими-либо другими сведениями о Мэллори и Миллере коммандер совершенно не располагал, да и в достоверности имеющихся приходилось сомневаться. Возможно, их и звали-то по-другому, звания у них тоже вполне могли быть иными. Во всяком случае, они не отвечали сложившимся представлениям Райана о том, как должны выглядеть капитан или капрал. Коли на то пошло, они не отвечали его представлениям о виде солдата вообще. Облаченные в немецкую форму, всю заляпанную кровью и морской солью, грязные, небритые, молчаливые и отстраненные, но при этом постоянно держащиеся настороже, они не принадлежали ни к одной из категорий военных, с которыми командующему эскадрой доводилось сталкиваться. Глядя на воспаленные, запавшие глаза с затуманенным взором и исхудалые, посеревшие, изборожденные морщинами и покрытые щетиной лица двух уже немолодых мужчин, коммандер только и мог сказать, что прежде ему не приходилось встречаться с людьми, достигшими подобной степени истощения.

– Что ж, осталось совсем немного, – заговорил Райан. – Наша флотилия движется на север для эвакуации войск с Кероса, и никакие пушки Наварона нам уже не помешают. Удовлетворены, капитан Мэллори?

– Именно такая задача перед нами и ставилась, – отозвался тот.

Коммандер вновь прильнул к окулярам. На этот раз он навел бинокль, почти на пределе дальности ночного видения, на приближающуюся к скалистому берегу западнее бухты Наварона резиновую лодку, в которой с трудом различались две фигуры. Райан опустил бинокль и задумчиво проговорил:

– А ваш друг-здоровяк и дама с ним, как вижу, не любят сидеть без дела. Вы, кстати, не представили нас друг другу, капитан Мэллори.

– Просто не успел. Мария и Андреа. Андреа – полковник греческой армии, Девятнадцатая моторизованная дивизия.

– Точнее говоря, Андреа был полковником греческой армии, – вмешался Миллер. – Теперь он вроде как в отставке.

– Пожалуй, так. Они спешили, коммандер, потому что они патриоты Греции. Андреа и Мария живут на острове, и их там ждет куча дел, и кое-какие из них, насколько я понял, весьма срочные и личные.

– Понятно. – Райан не стал вдаваться в подробности и снова принялся разглядывать дымящиеся остатки уничтоженной крепости. – Вы-то свое дело точно сделали. Больше никаких планов на сегодня, джентльмены?

– Пожалуй, никаких, – усмехнулся Мэллори.

– Тогда предлагаю вам отправиться спать.

– Звучит как музыка. – Миллер устало оттолкнулся от фальшборта и, покачиваясь, провел исхудалой рукой по налитым кровью и опухшим глазам. – Разбудите меня в Александрии.

– В Александрии? – Райан изумленно воззрился на капрала. – До нее же еще тридцать часов ходу.

– Именно это я и имею в виду, – невозмутимо отозвался Миллер.

Увы, проспать тридцать часов кряду у него не получилось. На самом деле капрал пробыл в царстве Морфея лишь немногим более получаса, когда его постепенно разбудило болезненное ощущение в глазах. После стона и протестующего бурчания ему удалось разлепить один глаз, и тогда он обнаружил источник раздражения: на подволоке[14] выделенной им с Мэллори каюты ярко горела лампочка. Миллер кое-как приподнялся на локте, ввел в эксплуатацию второй глаз и перевел возмущенный взгляд с сидящего за столом Мэллори, очевидно занятого расшифровкой какого-то послания, на замершего на пороге коммандера Райана.

– Это произвол, – раздраженно заявил Миллер. – Я и глаз не успел сомкнуть.