– Слушай, направь-ка эту чертову штуку куда-нибудь в сторонку.
Послышалось удивленное восклицание, и здоровяк опустил автомат и склонился к незваным гостям. На смуглом, обветренном и испещренном морщинами лице изумление только и мелькнуло: демонстрация излишних эмоций была отнюдь не в правилах Андреа Ставроса, и привычное для него невозмутимое выражение восстановилось почти мгновенно.
– Это все немецкая форма, – сконфуженно пояснил грек. – Из-за нее я и обознался.
– Я тоже мог бы обознаться, – отозвался капрал, недоуменно осматривая одеяние Андреа, состоящее из невообразимо широких черных шаровар, черных ботфортов, черного же жилета с затейливым узором и кричаще-пурпурного кушака. Миллер содрогнулся и скорчил гримасу. – В местном ломбарде, что ли, прибарахлился?
– Праздничная одежда моих предков, – спокойно пояснил Андреа. – Ну а вы что, за борт свалились?
– Нечаянно, – ответил Мэллори. – Надо поговорить.
– Более подходящего времени не нашли? – Грек помялся, бросил взгляд на освещенный домик через дорогу и взял товарищей под руки. – Пойдемте-ка туда.
Он провел их в хибару и закрыл дверь. Судя по скамьям и прочей спартанской меблировке, помещение представляло собой своего рода место для собраний общины или, если угодно, сельский клуб. Освещалось оно тремя довольно закоптелыми масляными лампами, свет которых гостеприимно отражался несметным количеством стаканов и бутылок со спиртным, вином и пивом, занимавших едва ли не каждый квадратный сантиметр двух длинных столов на козлах. Бессистемно и без малейшего намека на эстетичность разложенная закуска свидетельствовала об импровизированном и крайне поспешном характере подготовки к празднеству, а сомкнутые ряды бутылок возвещали о стремлении компенсировать отсутствие качества неумеренностью количества.
Андреа подошел к ближайшему столу, расставил три стакана и принялся наполнять их узо из бутыли. Миллер извлек свой коньяк и предложил греку, однако тот был слишком поглощен действом, чтобы заметить угощение капрала. Затем он вручил гостям выпивку и провозгласил:
– Ваше здоровье! – Осушив стакан, Андреа задумчиво продолжил: – Чтобы вернуться, тебе нужна была очень и очень веская причина, дружище Кит.
Мэллори молча достал из водонепроницаемого бумажника радиограмму и отдал ее греку, которой без особой охоты взял ее и угрюмо прочел.
– «Срочность 3» – это то, что я и думаю? – поинтересовался он.
Капитан и на этот раз не раскрыл рта, лишь кивнул, не сводя с Андреа пристального взгляда.
– Момента неудачнее и не придумать. – Грек насупился еще больше. – Очень некстати. У меня столько дел на Навароне. Меня здесь будет не хватать.
– Для меня тоже некстати, – затараторил Миллер. – Я мог бы заняться с большей пользой массой вещей в лондонском Уэст-Энде. Меня там тоже не хватает. Любая барменша подтвердит. Впрочем, едва ли это имеет значение.
Андреа удостоил его лишь кратким невозмутимым взглядом, а затем обратился к Мэллори:
– А ты все молчишь.
– Мне нечего сказать.
Постепенно дурное расположение духа как будто оставило грека, однако думы занимали его, очевидно, по-прежнему невеселые. Поколебавшись, он снова взялся за бутыль узо. Миллер едва заметно вздрогнул и предпринял повторную попытку подсунуть коньяк:
– Вот, пожалуйста.
Андреа впервые за все время улыбнулся, хотя и ненадолго, плеснул пятизвездочного напитка Миллера в стаканы, вновь перечитал послание и вернул бумагу Мэллори.
– Мне надо все обдумать. В любом случае сначала мне предстоит заняться одним дельцем.
– Дельцем? – Мэллори окинул его внимательным взглядом.
– Свадьбой мне нужно заняться.
– Свадьбой? – вежливо переспросил Миллер.
– Вам обязательно повторять все, что я говорю? Да, свадьбой.
– Да кто ж тебя знает, – проворчал капрал. – К тому же посреди ночи.
– Для некоторых жителей Наварона ночь – единственное безопасное время, – сухо парировал Андреа. Он резко развернулся и направился к двери, однако на пороге вдруг остановился.
– И кто же женится? – полюбопытствовал Мэллори.
Вместо ответа Андреа снова подошел к ближайшему столу, налил полстакана коньяка и залпом выпил его, потом пригладил свои густые темные волосы, подтянул кушак, расправил плечи и решительно направился к выходу. Мэллори и Миллер безмолвно воззрились ему вслед, затем на закрывшуюся за ним дверь, после чего уставились друг на друга.
Минут через пятнадцать они так же таращились друг на друга, но на этот раз на их лицах отражалась целая гамма чувств, начиная от смущения и заканчивая легким потрясением.
Двое коммандос сидели в заднем ряду православной церквушки, поскольку все остальные места уже были заняты обитателями острова. От их скамьи до алтаря было чуть менее двадцати метров, но оба они обладали высоким ростом, да и располагались по центру зала, так что разыгрывающееся действо представало перед ними во всей красе.