Пушкин и Грибоедов

Визит Онегина – колоссальной важности событие для Татьяны. «И в сердце дума заронилась: / Пора пришла, она влюбилась».

От Татьяны исходит инициатива признания в любви, причем случается это в исключительных обстоятельствах: объяснению предшествует единственная, мимолетная встреча героев.

Несмотря на столь быстрое развитие событий, зарождение любви Татьяны не происходит мгновенно. Все сопутствующие обстоятельства заслуживают обдумывания. Не приходится сомневаться, что появление Онегина в деревне наверняка обсуждалось в семье Лариных («Но говорят, вы нелюдим…» – это, конечно, эхо таких предшествовавших разговоров), но Онегин (просто как странный сосед) не проходит через сознание Татьяны до того момента, пока он сам не посетит Лариных (иная ситуация – в пушкинской «Барышне-крестьянке»: там героиня сама находит возможность познакомиться с соседом, слухи о котором растревожили ее воображение). Пусть мимолетно, но Онегин предстал перед Татьяной: думы о герое пробуждает лишь непосредственное обаяние его личности.

В возникновении чувства в героине очень силен книжный источник. «Ей рано нравились романы; / Они ей заменяли всё…»

Давно ее воображенье,

Сгорая негой и тоской,

Алкало пищи роковой;

Давно сердечное томленье

Теснило ей младую грудь;

Душа ждала… кого-нибудь…

Об отчетливом книжном оттенке чувства Татьяны строго писал Л. С.  Выготский: «…Любовь Татьяны везде изображена как воображаемая любовь, везде подчеркнуто, что она любит не Онегина, а какого-то героя романа, которого она представила на его месте… Пушкин ведет прямую линию к указанию на вымышленный, мечтательный, воображаемый характер ее любви. В сущности, по смыслу романа Татьяна не любит Онегина, или, вернее сказать, любит не Онегина; в романе говорится, что раньше пошли толки о том, что она выйдет замуж за Онегина, она тайком слышала их. …Онегин был только тем кем-нибудь, которого ждало воображение Татьяны, и дальше развитие ее любви протекает исключительно в воображении…»128. Это наблюдение умно, жизненно достоверно, однако для понимания Татьяны не годится: оно слишком рационально. Такая логика ничуть не препятствовала бы, вследствие отказа Онегина, ожиданию встречи с другим, кто заметнее похож на литературного героя.

Только ведь и в романе сказано, что явленье Онегина у Лариных «всех соседей развлекло», они дружно Татьяне прочили жениха. Сказано и такое: «Татьяна слушала (?) с досадой / Такие сплетни; но тайком / С неизъяснимою отрадой / Невольно думала о том…» (Сначала даже «о том» и только потом «о нем»).

Хотя по форме это текст авторского повествования, но он в «зоне» соседей, а потому излагается их мнение. В «тайные» мысли героини доступно проникнуть только автору, но и тут надо видеть экивок в сторону соседей. У них не бывает дефицита гипотез, встретятся и правдоподобные. Перед нами еще один образец текста, который мало прочесть и запомнить, а надо еще и обдумать. И верить героине.

А Татьяна полюбила сердцем, которому не нужны ни аргументы, ни время для привыкания: «Ты чуть вошел…» И вошел не просто человек на кого-то похожий (похожие друг на друга такая ли уж редкость!); вошел он, желанный, единственный. В том даже нечаянно прозвучала клятва. В своем письме Татьяна сама себя напугала оговоркой: «Другой!…» И сразу решительное: «Нет, никому на свете / Не отдала бы сердце я!» Слово «другой» здесь имеет совершенно невинный смысл: не «другой избранник», а «другой» образ жизни, замужество без любви; все равно девушка спешит уверить в неприкосновенности единственной любви. И это не пустые слова, они подтверждены всем последующим поведением героини. Никому другому «сердце» не будет отдано. Другому другой предмет – «рука».

Верно и то, что книжность чувств Татьяны – не только характерность, но и неизбежность внутреннего мира пушкинской героини. Об этом пишет Ю. М. Лотман: «…Татьяна конструирует свою личность в соответствии с усвоенной ею системой выражения… Ее собственная личность – жизненный эквивалент условной романтической героини, в качестве которой она сама себя воспринимает… Привычные нормы построения сюжета романа становятся для Татьяны готовым штампом осмысления жизненных ситуаций… Строится перевернутая система: вместо “искусство – воспроизведение жизни” – “жизнь – воспроизведение искусства”»129.

Противоречие здесь существует, но оно диалектически разрешимо: «Татьяна любит искренно, а воображает себя героиней прочитанных романов, она в любовном бреду шепчет наизусть письмо Онегину, изливая свои неподдельные чувства, а слова берет “выписные из романов”»130. Татьяна подражает героиням французских романов, но это не умаляет искренности ее чувств.

Крайне незначительный опыт непосредственного общения героев вынуждает поставить вопросы. Какова в отношениях Онегина и Татьяны степень знания героев друг о друге? Есть ли в этих отношениях элемент ошибки?