Пушкин и Грибоедов

Письмо Татьяны написано в экстремальной ситуации, после единственного визита героя. Она очень мало знает своего героя. Неоткуда взяться знанию: одна мимолетная встреча да пересуды – вот, до поры, и все источники этого знания. И в письме своем она почти с равным вероятием спрашивает: «Кто ты, мой ангел ли хранитель, / Или коварный искуситель…» Конечно, она очень надеется на первое и гонит саму мысль о втором, но она действительно не знает, кто он. Но кроме непосредственного (минимального) знания есть и опосредованное. Совершается чудесное превращение: перед нею явлен оживший герой ее любимых книг! Увы, тут же поэт поясняет для читателей и не имеет возможности объяснить это героине: «Но наш герой, кто б ни был он, / Уж верно был не Грандисон». Онегин – не копия книжных героев, но он – фигура значительная, он и стал героем – пушкинского романа! Татьяне не хватает бытового знания, но развита интуиция, обнаруживаются достоинства «стихийной» жизни. В письме Татьяны «сердце говорит», оно не застраховано от промаха, но в главном не ошибается.

В положении Татьяны мало выбора, и все-таки она пытается выбор осуществить. Ее сознание отнюдь не лишено практичности, она вынуждена считаться с тем, что наиболее вероятное для нее – безропотно исполнить долг, т. е. быть верной супругой и добродетельной матерью – вне зависимости от того, кто и при каких обстоятельствах станет ее супругом. Однако девичье воображение Татьяны заполнено иной мечтой, питаемой силой и страстью поэтической души, а разбуженной французскими книжками, теперь дополненными «британской музы» небылицами, поскольку она видит Онегина в первую очередь «англичанином». Татьяна в своей встрече с Онегиным видит перст судьбы, и она бунтует, вопреки бытовым правилам приличия, зато в подражание героиням «своих возлюбленных творцов», которые могут уступать инициативу сближения избраннику, но и не препятствуют ей; наша героиня первая делает решительный шаг, пишет откровенное письмо Онегину.

Героя оно равнодушным не оставляет.

2

…получив посланье Тани,

Онегин живо тронут был:

Язык девических мечтаний

В нем думы роем возмутил;

И вспомнил он Татьяны милой

И бледный цвет и вид унылой;

И в сладостный, безгрешный сон

Душою погрузился он.

Письмо требовало ответа действием! Пушкин, мысля альтернативно, набрасывает два варианта, хотя они и неравноценны по значению.

В черновике фиксировалось: Онегин уже в постели открывает Байрона, «Но дань вечерних размышлений / В уме Татьяне посвящал». И просыпается с мыслями «всё о Татьяне»! Удивляется: «Неужто я в нее влюблен?» В своих чувствах разобраться не торопится, решает

Соседок навещать исправно,

Как можно чаще – всякий день,

Ведь им досуг, а нам не лень.

А если бы влечение героя к Татьяне в любовь не разгорелось? Тогда посеянные иллюзии визитов резко усугубили бы горе ни в чем не повинной девушки. Этот жестокий вариант оставлен в черновике.

Герой выбрал иной вариант. Он явился к Лариным на второй день после получения письма. Недоброжелатели злорадствуют: вот, целый день заставил девушку мучиться ожиданием. А он разбирался в своих чувствах. Ведь вспыхнул огонек в его сердце! Немного оставалось и до того, чтобы разгорелось пламя. Онегин, посредством печальной памяти рассудка, – увы – опирается на свой неудачный и вполне отвергнутый опыт, где привычка и манит, и настораживает: он сам определил, что для пламени в сердце достаточно было дать ход «привычке милой». А потом разворот: «Я, сколько ни любил бы вас, / Привыкнув, разлюблю тотчас…» Герой не поверил своему сердцу и погасил огонек. Но сердце осталось горячим, чего хозяин недооценил.

Перед Онегиным стояла нелегкая необходимость объяснить свою холодность на свидании с Татьяной, да еще и не обижая девушку. Первоначально (в черновике) герой был откровенен до цинизма; былая беспринципность его светской жизни привела к полному разочарованию в каких бы то ни было отношениях с женщинами. Но уже на стадии черновика монолог создается заново. Теперь Онегин сдержан, сух, только излагает факты, констатация преобладает над объяснением: я не таков, кого вы искали; я ни на миг не пленяюсь семейственной картиной; я не создан для блаженства; ваших совершенств я не достоин; он больше отрицает, чем утверждает.

Некоторые объяснения Татьяне просто непонятны. Ее совершенств не достоин? Достоин, без всякого сомнения; ее совершенств хватает ли? Не таков? Таков! Она вмиг узнала. Не создан для блаженства? Вроде как стремление к блаженству приходит по велению не рассуждающего сердца, возникает самым естественным образом; может быть, у всех по-своему, но у всех!