Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

…Ее парижский адрес у меня есть. Доехать нужно до станции метро «Алезия», а там, на улице с тем же названием, и нужный мне дом. Пытаюсь разобраться в хитросплетениях парижского метро: его схема напоминает фантастическую многоножку, «скроенную» из разноцветных линий. Страшно лишь поначалу – главное, понять, что ориентироваться нужно на конечные станции каждой из линий. Утешаюсь, что здесь не так безнадежно, как в токийской подземке, где все указатели пестрят иероглифами, тайнописью для непосвященных.

Очередной переход… Беспомощно кружу по пересадочной станции, пытаясь попасть на нужную мне линию. Будто в лабиринте. И вдруг слышу русскую речь: «Куда вам нужно?»

Отрываю глаза от карты-схемы. Мужчина лет сорока в потертом светлом костюме и с большой пластиковой сумкой повторяет свой вопрос.

– До «Алезии» не доедете – ветка перекрыта. Бастуют работники, у них на прошлой неделе погиб контролер. Идите за мной. Тут пешком не так далеко.

По дороге разговорились. Петр, как представился незнакомец, живет в Париже уже лет десять, но постоянной работы нет и в будущем не предвидится. И пока мы шли, он на все лады проклинал коммунистов и демократов, новых русских и всех французов заодно. Видно, несладко живется Петру из подмосковной Балашихи в славном городе Париже. Испытание эмиграцией проходят далеко не все. Но и я приглашена в гости в семью, где об эмиграции знают не понаслышке.

…Дверь открыла сама Надежда Бэр – моложавая стройная женщина. Вхожу в полумрак большой гостиной и словно попадаю в давно забытый мир: старомодные кожаные кресла, секретеры и бюро старинной работы с множеством затейливых безделушек, пожелтевшие гравюры с видами пушкинского Петербурга на стенах.

– Вот только сегодня забрала гравюры из мастерской, – заметив мой взгляд, поясняет Надежда, – старые стали, нуждались в реставрации. Отец ими очень дорожил…

Георгий Михайлович Воронцов-Вельяминов, отец Надежды, всю свою жизнь проработавший инженером в одной из французских компаний, был хорошо известен в России. И не только как потомок поэта, но и как автор оригинальных пушкиноведческих трудов и бескорыстный даритель фамильных раритетов. Это он передал пушкинскому музею в Петербурге драгоценную реликвию – печатку Наталии Николаевны Пушкиной с вырезанными на ней инициалами «Н. Н…» и, по семейному преданию, подаренную ей мужем. Он первым привез в Михайловское из Парижа старинную бутылку из-под шампанского, воспетого Пушкиным, – знаменитой фирмы Моэта.

Надежда Георгиевна вздохнула:

– Знаете, после смерти отца, а это случилось внезапно, а потом – и матери, я сняла их портреты со стены. Нельзя же все время смотреть на них и плакать. Я храню их образы в сердце…

Потомки поэта на свадьбе Дамиана Бэра. Париж. 1998 г. Фотография

В ее памяти живы светлые воспоминания детства, и самые дорогие из них связаны с отцом. Помнится, как вечерами отец читал главы из «Пиковой дамы», а они с сестрой Аней, забравшись в кресла, слушали его. Было немного страшно, замирало сердце, и казалось, что свершается некое великое таинство, неподвластное их детскому разуму… Однажды отец принес домой целую кипу пластинок с записью оперы «Евгений Онегин». Сама собой сложилась семейная традиция: перед сном включали проигрыватель, и сестры слушали гениальную музыку, соединенную с пушкинскими стихами.

Родители сделали все, чтобы дочери не забыли русский язык. Дома говорили только по-русски. И Надежда, и Анна ходили в так называемую четверговую школу, где по четвергам, а это были дни, свободные от занятий во французской школе, занимались русским языком.

Наде шел четвертый год, когда не стало дедушки Миши. Запомнился ей этот горький день, запомнился и любимый дедушка, такой страннонеподвижный…

– У деда Михаила Павловича трудная судьба. Счастливым было, пожалуй, только детство. Прошло оно в Белоруссии, в Вавуличах, родовом имении…А как любили окрестные крестьяне его матушку Наталию Александровну за незлобивость, всегдашнюю готовность помочь ближнему не только словом, но и делом!

Моя прабабушка была очень талантливой – увлекалась поэзией, рисовала – сохранились ее романтические пейзажи. А вот ее стихи не уцелели. Если хотите, я вам покажу фотографию, где она совсем молодая…

Еще бы не хотеть – ради одного этого стоило ехать в Париж! Из книжного шкафа извлекается на свет пухлый альбом. На первых страницах – портреты Александра Сергеевича и Наталии Николаевны, их детей, внуков.

…Фотография Наташи Пушкиной. Нежный девичий профиль с чуть припухшими губами. Имя свое – Наталия – получила в честь бабушки Наталии Николаевны.

Еще снимок, сделанный после свадьбы с Павлом Воронцовым-Вельяминовым, штаб-ротмистром 13-го гусарского полка, героем Русско-турецкой войны.

На другой, пожелтевшей от времени фотографии – вся большая семья Воронцовых-Вельяминовых. Хорошо виден старинный особняк с затейливыми резными башенками, с балконом-террасой. Давным-давно нет старого дома в Вавуличах, – только и остался этот снимок на память о разоренном родовом гнезде.