«Я обратил его внимание, – пишет Я. Жданов, – что данная церковь находится в центре села, в окружении зданий, занимаемых советскими учреждениями, вид ее невзрачный, с момента открытия в 1941 году совершенно не ремонтировалась, штукатурка на наружных стенах обвалилась, крыша протекает и здание церкви подвергается разрушению, а поэтому райисполком вправе потребовать, согласно договора, не только побелки церкви, но и полного ее ремонта…», а невыполнение пункта договора «может повлечь за собой его расторжение». И владыка Лука не смел сказать советскому чиновнику, что церковное здание находится в бедственном состоянии по вине именно власти, которая отобрала церковь у верующих, но не тратила средств на ее содержание. Когда же в годы немецкой оккупации церковь открыли, то у людей не было возможности заняться ее ремонтом. Владыка говорил лишь о бедности приходской общины, о том, что священник и псаломщик этой церкви просто голодают и средств на ремонт нет. «На это я ему еще раз разъяснил о взятых на себя обязательствах верующими при заключении договора с райисполкомом…» – с удовлетворением заключил уполномоченный (155, с. 51). В октябре 1950 года Жданов сообщал: «Ряд церквей по области давно бы прекратили свою деятельность, если бы архиепископ Лука их не поддерживал материально за счет епархиальных средств, как то: по ремонту, по содержанию священников и т. д., таких церквей до десятка…» (155, с. 95).
Стоит отметить, что архиепископ не лицемерил с чиновником, говорил в глаза Я. Жданову: «При моем предшественнике в Крыму было более 60 церквей, когда я прибыл в Крым, принял 58 церквей, а сейчас осталась 51, а через пару лет останется 40 или еще меньше… вы, коммунисты, ведете к тому, чтобы церкви и религиозность среди населения свести на нет, а новых церквей не разрешаете открывать, хотя население их желает иметь… Поэтому вас, коммунистов, и ругают везде за границей, что в СССР гонение и преследование Церкви… я 11 лет пробыл в тюрьмах, в ссылках, и никакого мне обвинения не предъявлялось». «Мои замечания и разъяснения о неправильном его суждении, – осторожно объясняет уполномоченный, – убедить его не могли» (155, с. 88). Бороться в открытую было не только бесполезно, но и вредно для церковного дела. И приходилось архиерею приглашать своего уполномоченного на именины, угощать, уговаривать – словом, проявлять гибкость в отношениях с властью.
Нелегко было и с паствой. Многие были запуганы жестокими преследованиями верующих. Например, на квартире владыки Луки в октябре 1946 года его знакомые музыканты устроили концерт камерной музыки в честь полученной им Сталинской премии. Через несколько дней одного из музыкантов уволили из филармонии, другому комитет комсомола филармонии объявил строгий выговор. Известны были случаи, когда певчих церковного хора увольняли за это из государственных организаций; со школьниками учителя вели строгие беседы, требуя снять с шеи крестик, а родителям запрещали пускать детей в церковь. Я. Жданов указал владыке Луке, что в одном из сел священник «окрестил сразу 17 детей, в том числе и ребенка члена партии. Луке я заметил, что уже не раз обращал внимание его и священников о недопущении массовых крещений на дому… Архиепископ Лука мне заявил, что с этим не согласен…» (155, с. 31, 84, 106).