В тот момент, когда она собиралась развернуться к оставшемуся врагу и вскинуть меч, Алька вдруг увидела, что за Баалом бежит кошка – не бежит, летит, догоняет, настигает, готовится к финальному прыжку – и это со спины! Рука непроизвольно метнулась к кобуре, вытащила пистолет, подняла – глаза зло прищурились, мысли пропали.
Одновременно с грохнувшим выстрелом на нее со спины напал оставшийся в живых мутант.
Баал рубил его – плосконосого – так долго, что разрубил все тело: отсек голову от туловища, раздробил конечности, изуродовал лицо – мстил. Орал, вскидывал и опускал руку сотни раз, слушал хруст ломаемых костей, никак не мог утешиться количеством нанесенных увечий…
Он напал на Альку. Напал на нее! Уронил головой на камни.
И только после того, как убедился, что враг не просто никогда не встанет, а вовек не будет узнан никем из сородичей, оторвался от его тела, шатаясь, поднялся и склонился над Алькой. Поднял ее показавшееся ему чересчур легким и худым тело на руки, захрипел и побежал вперед.
Быстрее, быстрее, к доктору… Нужно вернуть ее домой, вылечить!
Она вовремя выстрелила в кошку, убила ее – спасла ему жизнь. Ему спасла, а свою не сохранила – дурочка… сбежала из хибары… дурочка…
Он слышал свое хриплое дыхание – доносившиеся, как у загнанного коня, из легких сипы, – но не чувствовал ее пульса. Живая? Нет? Не мог определить, не мог остановиться – несся, как оголтелый, вперед. Потому что если остановится здесь, им обоим смерть.
Он донес ее до окружившего бабкин домик невидимого щита – ощутил его кожей, – шагнул внутрь и тут же положил Алю на землю. Теперь знал точно – пульса нет. Сердце не бьется, мозг не подает импульсов, душа уходит. Ее – душу – он как демон чувствовал точно, и она уже начала Переход. Спешно лег рядом на землю, обнял теплое еще тело рукой, закрыл глаза, растворился – начал энергетический процесс – из человека, как делал сотни раз до того, превратился в Демона.
– Отдай.
И в третий раз в жизни он шагнул не просто в собственный страх – в худший из ужасов – посмотрел в глаза Смерти.
Он ненавидел это – смотреть ей в глаза; один раз попробовал и с тех пор не мог забыть, видел кошмарные сны, – а теперь снова смотрел в них, в эти колодцы-провалы, мучился, трясся, боялся, как никогда в жизни, но заставлял себя терпеть.
– Отдай. Человек. Мой.
Здесь, в тонком Мире, говорить получалось плохо – лишь мыслями-импульсами. Обрывками желаний, намерений.
Он ступил не просто на запретную территорию – он перечил тому, кто имел право увести душу с собой, – он рисковал всем. А Коридор для Алькиной души за темным силуэтом уже был открыт – Баалу, а точнее тому, кем он стал в этом мире – неприкрытым сгустком текучей энергии, – хотелось смотреть не на Смерть, на нее – Альку. На слепящий и невероятно чистый свет ее души; он не отдаст ее. Никому, ни за что. Даже Ей.
– Имя.
Прошелестел голос, и Баал дернулся от ужаса – этот голос не мог принадлежать никому, кроме худшего воплощенного кошмара, – Владычице темного мира.
Имя.
Имя?
Она спрашивала об Истинном имени души. Знай он его, и она отступила бы сразу. Но, черт, Баал его не знал – откуда? Такие вещи узнаются после пронесенной через века связи, через абсолютное доверие, через протянувшуюся между душами Любовь.
– Нет. Имени.
– Не отдам, – прошелестел голос. И Алька, будто привязанная к Смерти на веревочке, вздрогнула – ее душа качнулась в направлении Коридора.
Баал вздрогнул.
– Моя. Женщина, – зарычал зло. – Моя.
– Пришло. Время.
– Пришло. Не сейчас. Придет.
Смерть молчала.
Раньше он формировал такие Коридоры сам, но вели они не в Вечное, а создавали ходы между мирами – если Алька в такой шагнет, ее не вытащить, не удержать.
– ОТДАЙ!
Ему показалось, или же за его плечом кто-то встал? Защитник? Светлый Ангел? Может быть… Он видел его раньше, однажды. Может быть, мерещится; Регносцирос не отрывал от Смерти взгляд – знал, что та сразу же уйдет.
– Дай. Ей. Выбрать!
Действительно. Теперь Смерть смотрела на кого-то другого, стоящего позади него – из-за спины лился яркий свет. Ответила нехотя, ему показалось, со скрытой ненавистью.
– Пусть. Выбирает!
И веревочка, держащая маленькую светлую душу, пропала.
– Демона. Не выберет, – прошелестела Смерть мстительно. – Нет.
– Посмотрим.
И он вздрогнул. Потому что Алька – то, чем она теперь была, – повернулась и посмотрела на него. На него, состоящего из белого и черного, его, как переплетение светлого и мрачного, со всем внутри добром и злом – настоящего Баала. Теперь она видела его без масок, без кожи, без тела – таким, каким он на самом деле был, – Баала-получеловека, Баала-демона. И больше всего он боялся, что, увидев его – Баала-урода, – она ни за что не шагнет в его сторону.
Щит спасал от кошек, от «жрал», от любых тварей Равнин, но он не спасал от дождя, который теперь лил с неба в полную силу. Дождь мочил кольчугу, проникал сквозь звенья, заставлял мышцы судорожно сокращаться. Дождь стучал по крыше и залитому теплым желтым светом подоконнику; из-за стены бубнил телевизор: