Путь к сердцу. Баал

Кажется, Начальник сразу же соглашался на все условия, лишь бы демон не уходил.

– Здесь… не получится, – неловкая пауза. – Аля хочет детей. Хочет родить от меня…

– А ты?

Регносцирос впервые в жизни видел, чтобы Начальник позволил выражению своего лица принять крайнюю форму удивления. Даже возликовал внутри, что единожды в жизни сумел по-настоящему его удивить.

– Я… тоже этого хочу. Подумал, что, если я с половинчатой душой все-таки могу быть человеком, то они – с тремя четвертями – смогут тоже. Я надеюсь.

Теперь он смотрел в пол. Не мог смотреть собеседнику в глаза, ибо до сих пор удивлялся себе сам.

Он и дети – он принял эту мысль. Не сразу, но принял.

– Баал, ты, правда, хочешь уйти?

Они долго смотрели друг на друга в тишине.

– Ты мне… как сын.

Никогда и никому Дрейк не говорил таких слов. Теперь сказал. У Баала раздувались ноздри и тряслись ладони.

– Знаю.

– И у меня нет тебе замены. Нет другого Карателя.

– Это я тоже знаю.

– И где я должен его взять? Кого обучить? Кем тебя заменить? А ребята – твои друзья – с ними ты видеться не хочешь?

Хочет, конечно, хочет – нельзя давить на больное.

– Зря я тогда дал тебе это обещание.

– Но теперь ты не можешь отказать.

– Не могу! – начальник злился – подобной реакции Регносцирос не ожидал, но, тем не менее, был готов стоять на своем.

– Отпусти меня.

– Не могу. Не хочу.

– Ты обещал.

– Дай мне подумать.

– Ты обещал!

– А я и не отказываюсь ничего выполнять, но дай мне подумать, ладно?

– Ладно.

– Два дня.

– Два дня.

Когда Дрейк покинул хижину, Регносцироса трясло.

В шкафчике на кухне он нашел закрытую бутылку со скотчем, резко отвернул крышку и приложился к горлышку. Дрожь внутри начала униматься.

* * *

Чего Ева не ожидала с самого утра, так это стука в дверь и соседа с котомкой продуктов в руке.

– Свари мне суп, – попросил он с порога и протянул сетку с луком, морковью, чесноком и еще бог знает чем.

– Овощной?

Она, как всегда, не успела даже причесаться. Всегда представала перед ним лохудрой и мало переживала по этому поводу.

– Какой получится.

– Мясного без мяса не выйдет.

– Я не знаток. Свари, чтобы не густой. Чтобы подошел… для восстановления.

– Заболел кто?

«Меньше спрашивай», – зыркнули в ответ черные глаза.

Все, как обычно, – доброе утро, сосед.

– Сварю.

Через час она несла в чужой двор украшенную синими цветами эмалированную кастрюльку.

* * *

Он кормил ее с ложки. Дул на нее, подносил к ее рту, хотя Алька могла есть самостоятельно. Раны, конечно, болели, и встать она пока бы не рискнула, но ложку бы удержать сумела.

– Ева варила?

– Кто?

– Соседка твоя.

– Наверное. Я не знаю, как ее зовут.

Алеста проглотила еще порцию пресноватого бульона, поморщилась, потому что все-таки обожглась, заметила на автомате:

– Я бы положила больше специй.

– Будешь варить сама, тогда и положишь.

Раздраженный тон ее не покоробил, она к нему привыкла; Баал отставил тарелку с ложкой прочь и молча вышел из комнаты.

Альку печалило другое – она его подставила. Баала. Отправилась на Равнины без разрешения, не смогла далеко уйти, стащила чужой пистолет, заставила ради себя рисковать. А если бы его ранили? Убили?

Нутро скрутила апатия.

Все тщетно. Смотреть в его хмурое лицо больно, потому что до сих пор любит, а разговаривать им не о чем. Ее спасли, теперь доставят в Город и даже хорошим словом не помянут. А на Танэо ей самой теперь, увы, не добраться.

В обед спросила:

– Ты проводишь меня назад в мой мир?

Тишина. Губы поджаты, волосы убраны в хвост, брови нахмурены – хозяин дома не желал с ней говорить. Алька его не винила, только расстраивалась.

– Я не дойду одна…

Об этом он уже знал – видел ее потуги.

– …а здесь мне делать нечего.

Хотелось не пресного супа, а мяса. Или сырного пирожка. И еще свербело в груди при мысли о том, что он и сам может быть ранен. А еще из-за нее снова пропустил работу – выхаживает, откармливает, все раны обработал и залепил пластырем.

– Тебя не ранили там? Самого? – спросила тихо и не удивилась, когда вновь не получила ответа. – Пожалуйста, проводи меня. Проводи обратно, ты ведь предлагал…

– Нет.

Жестко, хлестко. И ее вновь оставили одну.

Алька вытерла одинокую слезинку и стала смотреть в окно. Раньше ей предлагали дорогу домой, сопровождение.

Теперь не предлагали ничего.

* * *

Верил ли он, что у них что-то получится? Видел ли совместное будущее безоблачным, знал наперед, что оно обойдется без стычек, что любой проблеме сразу же найдется решение, а ссоре компромисс?

Нет.

Но был готов дать этому шанс. Ей и себе.

Регносцирос снова сидел на крыльце, смотрел на ночное небо, курил. Сегодня он кормил ее четыре раза, она дышит, поправляется, все будет хорошо.

Вот только Дрейк… С какими новостями к вечеру завтрашнего дня появится он? Отпустит ли? Сдержит слово?

Сдержит, всегда держал – Регносцирос в Начальнике не сомневался. Только почему-то волновался – как мальчишка, как в детстве, когда приносил матери цветы.

Сигаретный дым, похожий на белесые, растянувшиеся до горизонта облака, подхватывался ветерком и уплывал за угол.

* * *

А утром со двора доносился стук молотка и долетал свежий ветер.

Солнечно.