Читаем Путь к сути вещей: Как понять мир с помощью математики полностью

Почему математическая мысль настолько эффективна? Каковы все же ее пределы и каковы пределы рациональности? Как отличить математическое рассуждение от параноидального бреда?

Ответ на эти вопросы кроется не в самой математике, а в ее тесной связи с нашим языком и механизмами нашего интеллекта.

Эта тема и будет занимать нас до конца книги.

Глава 18

Слон в комнате

Вы всегда знали, что с рациональностью кое-что не так.

Предполагается, что это фундамент нашей цивилизации. Во всяком случае, так нам рассказывают в школе. Нас учат организовывать наши мысли логически и структурно. Нас учат отличать верное суждение от неверного. Учат презирать все, что не является логичным, строгим, последовательным.

Конечно, не находится идиотов, чтобы верить в эту историю. Мы просто притворяемся, что верим. Но как только кончается урок и закрывается дверь школы, мы продолжаем существовать, словно бы это не имело никакого значения.

Верить, что однажды мы сможем стать рациональными, так же наивно, как верить, что однажды мы сможем перестать есть жирное и сладкое.

Парадокс в том, что это совершенно не мешает нам исподтишка прибегать к тайной рациональности.

Когда какая-то тема искренне тревожит вас, у вас несчастная любовь, проблемы на работе, сложности в отношениях с дорогим человеком, вы инстинктивно обращаетесь к методу математиков.

Вечером, лежа в постели, вы пытаетесь понять. Думаете об этом вновь и вновь. Прокручиваете в голове картины, вызванные из недр памяти и воображения. Собираете из этих мысленных образов конструктор, как лего. Пытаетесь организовать их, собрать вместе, сделать из них что-то осмысленное и устойчивое.

Иногда вам кажется, что вы понимаете. Мысленные образы стыкуются между собой. Вы по-новому воспринимаете какое-то событие из прошлого. Вы замечаете там какую-то деталь, какой-то новый элемент, что-то, что маячило у вас перед глазами с самого начала, но до сих пор оставалось незамеченным.

Теперь, когда вы это увидели, все обретает смысл. Это озарение, открытие, которое вдохновляет вас, и им хочется поделиться.

Вы идете к лучшей подруге, чтобы рассказать об этом. Очень быстро в ее глазах возникает что-то, что вас смущает. Она явно раздосадована. Она тревожится за вас. Все, что она может сказать вам в ответ, – одна простая фраза: «Не надо слишком все рационализировать».

Хуже всего то, что вы знаете: она права. Вы и сами, когда кто-то излагает рассуждение, где все слишком хорошо сходится, чувствуете, что здесь что-то не так. Он слишком много размышлял, и это кажется вам подозрительным.

Например, когда какой-то субъект 20 лет размышляет над глубинными причинами проблем нашей цивилизации и составляет манифест из 232 пронумерованных пунктов, в котором все сходится просто изумительно хорошо, это совершенно вас не успокаивает. Вы не думаете, что этот субъект определенно прав. Скорее вы думаете: «Вряд ли у этого парня много друзей».

Если бы ваше недоверие к рациональности было просто вопросом интеллектуальной лености, нелюбви к усилиям – это было бы не страшно. Оставив всю работу другим, вы все равно воспользовались бы результатом.

Проблема в том, что вы и результату совершенно не доверяете. Вы знаете, что мысль и рассуждение не всегда помогают обнаружить истину. Более того, иногда у вас возникает совершенно обратное впечатление: в некоторых случаях рациональность отдаляет нас от истины.

Это не какая-то мелкая проблема. Это огромная проблема. В английском языке такие вещи называются слоном в комнате: когда проблема настолько огромна и чревата серьезными последствиями, настолько глубоко коренится в самом сердце нашего существования, что ее окружают гигантской «зоной умолчания».

Если человечество хочет дать себе хоть малейший шанс справиться со стоящим перед ним вызовом, не стоит ли для начала договориться: так все-таки метод Декарта работает или нет?

Песок и грязь

Когда Декарт излагает проект восстановления единства науки и философии с нуля, его послание легко понять.

Он констатирует, что величайшие ученые неспособны договориться по элементарнейшим вопросам. Зачастую их так называемые знания – лишь мнения, построенные «на песке и грязи». Математика, напротив, построена на скале. Это и привлекает Декарта:

«Я… дивился тому, что на столь прочном и крепком фундаменте не воздвигнуто чего-либо более возвышенного».

Раз метод математиков так эффективен, раз он порождает истины, которые остаются неизменными на протяжении тысячелетий, может быть, его можно применить за пределами математики и породить таким образом непоколебимые истины?

Сегодня мы знаем ответ. Увы, он отрицательный. Нет, нельзя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Древний Египет
Древний Египет

Прикосновение к тайне, попытка разгадать неизведанное, увидеть и понять то, что не дано другим… Это всегда интересно, это захватывает дух и заставляет учащенно биться сердце. Особенно если тайна касается древнейшей цивилизации, коей и является Древний Египет. Откуда египтяне черпали свои поразительные знания и умения, некоторые из которых даже сейчас остаются недоступными? Как и зачем они строили свои знаменитые пирамиды? Что таит в себе таинственная полуулыбка Большого сфинкса и неужели наш мир обречен на гибель, если его загадка будет разгадана? Действительно ли всех, кто посягнул на тайну пирамиды Тутанхамона, будет преследовать неумолимое «проклятие фараонов»? Об этих и других знаменитых тайнах и загадках древнеегипетской цивилизации, о версиях, предположениях и реальных фактах, читатель узнает из этой книги.

Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс

Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии