Путь к сути вещей: Как понять мир с помощью математики

На практике биологи определяют виды исходя из одной заданной особи, именуемой голотипом, которая служит точкой отсчета. Например, у нас есть конкретный (и давно умерший) слон, имевший честь послужить голотипом для Loxodonta africana. В некотором роде это «нулевой слон», знаменосец своего племени.

С научной точки зрения, Loxodonta africana не что иное, как множество особей, живых или мертвых, «принадлежащих к тому же виду», что и этот нулевой слон.

Осталось лишь придать точный смысл выражению «принадлежать к тому же виду». И вот тут все становится интереснее.

В любом разумном определении вида животных желательно, чтобы можно было сказать, что мать принадлежит к тому же виду, что и дети. Но если вы возьмете, с одной стороны, мать матери … матери исходного слона, а с другой – мать матери … вашей матери, в какой-то момент вы обнаружите одну и ту же самку, принадлежащую к ныне исчезнувшему виду млекопитающих, который жил более ста пятидесяти миллионов лет назад рядом с динозаврами. Это и есть проблема курицы и яйца. Логическое заключение – вы слон.

Чтобы избежать этой проблемы, необходимо ввести понятие расстояния: вы принадлежите к тому же виду, что и ваша мать, что и мать вашей матери, и так далее, но так нельзя продолжать бесконечно, не отбросив теорию эволюции.

Как определить границу? Официальное решение опирается на принцип взаимного скрещивания. Оно приводит к следующему определению, которое можно найти, например, в «Википедии»:

«Вид есть группа или множество групп особей, представители которых способны реально или потенциально скрещиваться между собой и давать жизнеспособное и плодовитое потомство».

Вопрос плодовитости потомства касается, в частности, ослов и лошадей, которые могут породить гибриды, но их потомки (мулы и лошаки) бесплодны. Значит, это два разных вида.

Можно было бы подумать, что мы наконец получили логически безупречное определение, но это далеко не так. Согласно этому определению, бесплодная особь сама по себе является отдельным видом. Когда вы кастрируете кота, он меняет видовую принадлежность. Это очевидная бессмыслица, но она следует из строгого применения этого определения.

Если серьезно – что делать, когда потомство в основном бесплодно, но иногда плодовито? Есть много документальных свидетельств о плодовитых мулах. Где провести границу? Нужно ли установить порог, принять волевое решение, что, если шансы породить плодовитые гибриды меньше 1 %, мы имеем дело с двумя разными видами?

Вопрос скрещивания по сути своей размыт и сложен. Когда два вида разделяются, в тот самый момент, когда определение было бы наиболее ценно, оно больше неприменимо. Это, в частности, относится и к истокам нашего собственного вида: наша ДНК содержит следы плодовитых гибридов с неандертальцами. Значит ли это, что Homo sapiens и Homo neanderthalensis – один и тот же вид, вопреки общепринятому мнению?

Помимо теоретических нестыковок, официальное определение концепции вида создает огромные практические сложности. Если я хочу узнать, являюсь ли я саванным слоном, мне нужно спариться с самкой Loxodonta africana. А что делать, если она не хочет? А если хочет, но не беременеет, потому что сейчас не тот момент? Сколько раз нужно пробовать?

Считается, что биологи намного практичнее математиков. Любопытно было бы узнать, как они справляются.

Смутно понимать, что мы разумеем

Самое странное во всем этом – контраст между тем, что мы неспособны дать стопроцентно надежное определение понятию «слон», и тем, что само понятие очевидно для нашей интуиции.

Услышав слово «слон», мы чувствуем, что отлично понимаем его значение. Встретив слона, мы узнаем его с первого взгляда. У нас есть идеально четкое представление, что из себя представляют слоны.

Проблемы начинаются, только когда мы пытаемся уточнить легкую неясность, которую вносит первое наивное определение, данное нами с целью сделать его совместимым с простыми, в общем-то, логическими рассуждениями. Словно наши попытки уточнить мысль каждый раз приводят к нестыковкам, их каждый раз нужно решать новыми научными открытиями, а в процессе, в свою очередь, опять появляются новые нестыковки.

Такое ощущение, что нечто простое, конкретное и даже очевидное невозможно по-настоящему выразить словами.

Эта странность относится не только к понятию слона. Это универсальное явление, отражающее неврологическую реальность мыслительных процессов и наши отношения с языком. Мы еще вернемся к этому в следующей главе.

Самая яркая иллюстрация нашей неспособности придать четкий смысл словам вышла из-под пера самого Чарльза Дарвина в 1859 году:

«Не стану я обсуждать здесь и различные определения, которые были предложены для термина "вид". Ни одно из определений не удовлетворило всех натуралистов; и, однако, каждый натуралист смутно понимает, что он разумеет, говоря о виде»[31].

Подобное признание в бессилии уже во второй главе эпохальной книги, которая как раз и называется «Происхождение видов», много говорит о безнадежности ситуации.