Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Потом, когда отец застрелился из этого револьвера, ты приехал из школы в день его похорон, следствие уже закончилось, и коронер вернул тебе револьвер… Он положил револьвер в ящик стола на обычное место, но на следующий день достал и поскакал с Чабом в горы, возвышающиеся над Ред-Лоджем, где теперь построена дорога до Кук-Сити, идущая через перевал и пересекающая плато Медвежий Клык, и там, наверху, где дует слабый ветер и всё лето на вершинах лежит снег, они остановились у темно-зеленого озера, глубина которого, как считается, достигает восьмисот футов; Чаб держал лошадей, а ты вскарабкался на скалу, наклонился вперед и увидел в неподвижной воде отражение собственного лица и револьвер в своей руке, ты взял его за ствол, потом, вытянув руку вперед, отпустил и смотрел, как револьвер идет ко дну, пуская пузыри, пока сквозь прозрачную воду тот не уменьшился до размеров брелока от часов, а вскоре и вовсе исчез из виду.

С каким наслаждением, должно быть, писалось это второе длинное предложение, вычищающее мусор из сознания человека в чистой высокогорной Монтане. Падает вниз револьвер, становясь всё меньше и меньше, пока не исчезает совсем в одном из тех безупречно-чистых пейзажей, которые Хемингуэй так любил воссоздавать в своих сочинениях. Кстати, любопытно, что для этого действия ему непременно нужно было увидеть себя. Роберт Джордан — одновременно «он» и «ты» в этом отрывке, герой романа «По ком звонит колокол» — бросает револьвер только после того, как видит свое отражение в темно-зеленом зеркале воды. Видит себя с револьвером в руке; то есть герою нужен этот мгновенный «рассказ в рассказе», чтобы и его отражение было вовлечено в действие, чтобы наблюдение за собой в этот миг стало его талисманом[211]. Эпизод завершается молчанием:

«Я знаю, почему ты так поступил с этим старым револьвером, Боб», — сказал ему Чаб. «Ну знаешь, так и нечего об этом говорить», — ответил он[212]

.

Что касается роли алкоголя во всем этом: представьте себе облегчение и ужас от изложения этих событий. Вообразите тяжесть слов, которые падают на страницу буква за буквой. Вы встали из-за письменного стола, вышли из кабинета. И как вы поступите с этой внезапной пустотой в груди? Вы подходите к домашнему бару и наливаете себе стопку старого доброго милого джина или старого доброго милого рома. Его-то у вас не отнимет никто. Звякаете кубиком льда. Подносите стопку к губам. Запрокидываете голову. Глотаете.

6. На юг

Мы подлетали к Майами в половине одиннадцатого. Внизу сначала замигали огни, как на приборной панели, затем поплыли размытые темные очертания, наверное, облаков, но казалось, это тени огромных существ, паривших над нами. Самолет черкнул по краю Атлантики и быстро спускался, мне заложило уши. Едва колеса коснулись взлетной полосы, девица у меня за спиной включила мобильник. «Обалдеть, кто тут сидит в самолете! Мой папочка со своей бывшей! Я выпала в осадок, когда их увидела!»

Внутренним рейсом, не сдавая багажа, я летела впервые. Оставалось только забрать сумку и выйти. Довольно долго я слонялась по ярко освещенному полупустому зданию аэропорта, то спускаясь, то подымаясь по эскалаторам в попытках найти остановку маршрутки, идущей до отеля. Было очень жарко. Усталость отзывалась противным сердцебиением. Наконец я позвонила в отель; механический голос нудно повторял: «Нажмите пять, чтобы связаться с службой приема». Когда я уже готова была от отчаяния разреветься, подкатил микроавтобус и отвез меня в гостиницу «Рэд-Руф».