Путешествие на «Кон-Тики»

Вечером того дня у всех было подавленное настроение. Мы знали, что точно такая же участь грозит любому из нас, если он очутится за бортом ночью, когда несет свою вахту в одиночку.

Мы ввели еще более строгие правила предосторожности, выдали вахтенным новую предохранительную веревку и поспешили помочь друг другу отрешиться от настроения полной безопасности, сложившегося после двух месяцев удачного путешествия. Один неосторожный шаг, плохо рассчитанное движение — и мы могли даже среди бела дня разделить участь нашего попугая.

Мы то и дело наблюдали качающиеся на волнах «икринки» спрута — нечто среднее по виду и величине между черепом и страусовым яйцом. В одном случае под «икринкой» бултыхался и сам спрут. Обнаружив впервые такой белый шар, мы решили, что нам, собственно, ничего не стоит сесть на лодочку и выловить его. Впрочем, то же самое мы решили, когда лопнул тросик от планктоновой сетки и она поплыла сама по себе в кильватер плоту. Мы отправились за ней на надувной лодке, соединенной канатом с плотом, чтобы гарантировать нам возвращение. К нашему удивлению, мы убедились, что напор ветра и волн, а также тормозящее действие троса настолько сильны, что мы уже не можем вернуться к точке, которую прошел плот. Порой всего несколько метров отделяло лодку от интересовавшего нас предмета, но тут неизменно оказывалось, что вышел весь канат, и «Кон-Тики» тащил нас за собой на запад. Что за борт упало — то пропало; эта истина мало-помалу прочно запечатлелась в нашем сознании. Не хочешь отстать — держись за «Кон-Тики» до тех самых пор, пока он не упрется носом в берег по ту сторону океана!

Без попугая в «радиоуглу» стало как-то пусто, но выглянувшее на следующий день тропическое солнце быстро разогнало нашу печаль. В последовавшие дни мы выловили немало акул, и постоянно находили в акульих желудках среди рыбьих голов и другой снеди черные, изогнутые, как у попугая, клювы. Однако при ближайшем рассмотрении они всегда оказывались остатками спрута.

Радиотелеграфистам приходилось нелегко уже с самых первых дней нашего плавания. Не успели мы войти в течение Гумбольдта, как

ящики с батареями залило водой. Пришлось защитить уязвимый «радиоугол» брезентом, чтобы как-то уберечь его от буйных валов. К тому же, радистам приходилось немало ломать голову над тем, как натянуть на маленьком плоту достаточно длинную антенну. Пробовали запускать змея с проводом, но порывистый ветер беспардонно топил это сооружение в море. Попытали счастья с воздушными шарами, — солнце прожигало их, и результат оказывался таким же. А тут еще попугай доставил нам немало хлопот. В довершение ко всему, течение Гумбольдта четырнадцать дней тащило плот по обусловленной близостью Анд мертвой зоне, и всё это время эфир на коротких волнах был пуст и нем.

Но вот как-то ночью короткая волна наконец обрела дар речи, и какой-то случайный любитель из Лос-Анжелоса, добивавшийся связи со шведским коротковолновиком, услышал сигналы Торстейна. Американец немедленно запросил, какая у нас станция. Удовлетворив свое любопытство в этой области, он поинтересовался, кто его корреспондент и где он живет. Узнав, что Торстейн сидит в бамбуковой хижине на плоту посреди Тихого океана, американец немало изумился, и Торстейну пришлось объяснять ему, что и как. Наконец наш корреспондент сообразил, в чем дело, и сообщил, в свою очередь, что его зовут Гал и что он женат на шведке по имени Энн, которая сообщит нашим семьям, что мы живы и чувствуем себя хорошо.

Странно, когда подумаешь, что совершенно чужой человек, кинооператор Гал, был в тот вечер единственным человеком в многолюдном Лос-Анжелосе, да и во всем мире вообще, который знал, где мы находимся, знал, что у нас всё в порядке.

Начиная с этой ночи Гал (Гарольд Кэмпел) и его друг Фрэнк Кюэвас дежурили поочередно каждую ночь, ловя сигналы с плота. А на имя Германа от директора американской метеорологической службы стали поступать благодарственные телеграммы за регулярные сообщения из неизученной области. Позднее Кнют и Торстейн чуть не каждую ночь связывались и с другими радиолюбителями, которые пересылали наши приветы в Норвегию через нашего соотечественника, коротковолновика Эмиля Берга в Нутоддене.[44]

Только один раз посреди океана, когда «радиоугол» совершенно залило водой и станция отказала наотрез, мы оказались на несколько дней без связи. День и ночь радисты возились с проводами и отвертками; тем временем коротковолновики решили, что плоту пришел конец. Но вот снова ночью в эфире зазвучали позывные LI2B, сразу заставив его гудеть словно потревоженный улей, — сотни американских радиолюбителей лихорадочно выстукивали ответ.