Путешествие на «Кон-Тики»

Улей... Если в «радиоугол» забредал непосвященный, он и впрямь чувствовал себя, как на пчельнике! Все деревянные части плота отсырели, и хотя на сиденье радистов лежала каучуковая подушка, в смельчака, дотрагивавшегося до телеграфного ключа, сразу с двух сторон вонзались электрические жала. При попытке утащить карандаш со столика радистов волосы поднимались дыбом, а с кончика карандаша к пальцам проскакивали длинные искры. Только Торстейн и Кнют, да еще попугай, ухитрялись пробираться невредимыми среди аппаратуры; для прочих был вывешен предупредительный знак.

Как-то поздно ночью Кнют, работавший при свете фонаря в своем «радиоуглу», нетерпеливо задергал меня за ногу и сообщил, что связался с неким Христианом Амундсеном, живущим около Осло. Для нашего передатчика мощностью в 6 ватт (приблизительно как у лампочки от карманного фонарика) и частотой в 13 990 килоциклов в секунду это был своего рода рекорд. Дело происходило 2 августа, мы прошли уже в нашем плавании около 60° с востока на запад, так что наша столица находилась на противоположном конце земли. Как раз на следующий день норвежскому королю исполнялось семьдесят пять лет, и мы послали ему поздравление с плота. На следующую ночь Христиан снова появился в эфире и передал нам ответную телеграмму короля с пожеланием дальнейшего счастливого плавания.

Вспоминается еще один эпизод, выделяющийся ярким контрастом в нашей обычной жизни на плоту. Мы захватили в путешествие два фотоаппарата, и Эрик запасся проявителем, чтобы можно было прямо в пути проявить ленты и знать, что нужно переснимать. После визита китовой акулы Эрик уже не мог больше выдержать, — выбрал свободный вечер, развел проявитель точно по рецепту и проявил две ленты. Негатив получился похожим на точечное фотоклише: сплошные пупырышки и морщинки. Лента была испорчена. Мы запросили совета по радио, какой-то коротковолновик из Голливуда принял наш запрос и позвонил в фотолабораторию. Вскоре он появился в эфире и сообщил, что мы пользовались слишком теплой водой, — надо следить, чтобы температура проявителя не превышала плюс 16°, иначе эмульсия сморщится.

Поблагодарив за совет, мы тут же убедились, что наиболее низкая температура в наших условиях была в самом течении — плюс 27

. Я вспомнил о познаниях Германа в области низких температур и предложил ему в шутку раздобыть воды температурой в 16°. В ответ Герман выпросил бутылочку с угольной кислотой, которая входила в комплект резиновой надувной лодки и всё равно была уже нам не нужна, поскольку лодка была надута. Накрывшись спальным мешком и нижней рубашкой и поколдовав над котелком, Герман вдруг вылез с белой от инея бородой и куском настоящего льда в руках!

Эрик развел новый проявитель и получил отличные негативы.

Конечно, радио было незнаемой роскошью в дни Кон-Тики, зато волны плескались точно так же, и наш бальзовый плот невозмутимо прокладывал себе путь на запад совершенно так же, как и его предшественники пятнадцать столетий тому назад.

По мере того как мы приближались к Полинезии, погода становилась неустойчивой, проходили дожди, изменил направление пассат. Он долго дул с неослабевающей силой с юго-востока, однако, чем дальше мы продвигались по экваториальному течению, тем более ветер смещался к востоку. Самую северную точку нашего пути мы прошли 10 июня — 6°19' южной широты. В этот момент мы настолько приблизились к экватору, что одно время можно было опасаться, что нас пронесет выше наиболее северных островов Маркизского архипелага и увлечет мимо суши в океан. Но затем пассат переместился с востока к северо-востоку и повлек плот по широкой дуге в сторону островов.

Порой ветер и волны обнаруживали такое постоянство день за днем, что мы даже забывали, чья вахта на очереди, не считая, конечно, ночи, когда вахтенный оставался один на палубе. В такую погоду можно было закрепить кормовое весло в одном положении, и парус с изображением Кон-Тики не требовал уже строгого присмотра. Вахтенный мог ночью спокойно сидеть у входа в хижину и любоваться звездами. Если они вдруг смещались — значит, нужно проверить, — весло ли повернулось или ветер переменился.

Понаблюдав в течение нескольких недель движение звезд у себя над головой, мы убедились, что по звездному небу чрезвычайно удобно проверять курс плота, — нужно только внимательно следить за положением созвездий. А ночью больше не на что было и смотреть.

Мы уже знали, где можно ожидать появления такого-то и такого-то созвездия. Так, по мере приближения к экватору, Большая Медведица настолько поднялась над горизонтом на севере, что мы стали даже опасаться появления Полярной звезды, которая становится видимой при переходе в северное полушарие. Но вот Большая Медведица снова ушла за край неба, — пассат подул с северо-востока.