Путешествие на «Кон-Тики»

Мы подсчитали, что в обычную, тихую погоду, когда между двумя гребнями волн проходило в среднем семь секунд, за сутки сквозь корму стекало примерно 200 тонн воды, — почти незаметно для нас, потому что вода мирно омывала босые ноги рулевого и столь же мирно уходила обратно в щели. Когда же бушевала непогода, на корму обрушивалось в сутки свыше 10 ООО тонн воды. Каждые пять секунд мы принимали от нескольких десятков литров до двух-трех кубометров, а то и значительно больше. Врываясь на плот с оглушительным гулом, вода заливала рулевого по пояс, и он оказывался словно в неистовом течении стремительной горной реки. Плот на мгновение замирал, дрожа от носа до кормы, но буйный груз тут же скатывался за борт бурлящим потоком.

Целые сутки длился шторм, и всё это время Герман бегал со своим анемометром, измеряя силу ветра. Стремясь получить наиболее правильный результат, он старался забраться на качающуюся мачту, чтобы быть выше волн, — а там и без прибора не так-то легко было удержаться. Затем шторм перешел понемногу в свежий ветер с кратковременными осадками. Море всё еще продолжало бесноваться, и мы неслись на запад, подгоняемые ветром.

Но вот ветер стих. Зато рыба, казалось, осатанела. Вода вокруг нас форменным образом кишела акулами, тунцами, макрелями и ошеломленными бонитами, теснившимися у самых бревен. Между обитателями моря разгорелся ожесточенный бой. Крутые спины попарно ракетами выскакивали из воды, догоняя друг друга, и волны то и дело окрашивались свежей кровью. Сражение развернулось, главным образом, между тунцами и золотыми макрелями, которые шли большими косяками, перемещаясь значительно стремительнее обычного. Нападающей стороной были тунцы, легко вскидывавшие в воздух свои семидесяти-восьмидесятикилограммовые туши, зажав в зубах окровавленную макрелью голову. Некоторые макрели спасались бегством, преследуемые по пятам тунцами, но весь косяк в целом не отступал, хотя с каждой минутой всё возрастало число макрелей с зияющими ранами в задней части головы. Время от времени на акул тоже находило бешенство, и тут приходилось туго огромным тунцам.

Мирная рыба-лоцман совершенно исчезла. То ли их сожрали разъяренные тунцы, то ли они попрятались в щелях в днище плота или удрали подальше от поля боя. Мы не решались опустить голову в воду, чтобы проверить, куда они подевались.

Мне пришлось пережить немалый испуг, над которым я сам же потом от души смеялся, у меня появилась потребность прогуляться на корму по личному делу. Мы уже привыкли к волнам в нашей морской уборной, но я весь так и оторопел, когда меня с силой подтолкнуло что-то большое, тяжелое и холодное. «Акула!» — пронеслось в моем мозгу. Опомнившись, я обнаружил, что карабкаюсь вверх по вантам в полном убеждении, что тащу за собой акулу. Обессилевший от хохота Герман сообщил мне, повалившись на кормовое весло, что меня наградил хорошим шлепком по голому телу здоровенный тунец килограммов на семьдесят. Позднее во время вахты Германа, а потом и Торстейна, этот же самый упитанный шутник пытался заскочить к нам на корму вместе с волнами, и дважды был уже на бревнах, но оба раза срывался раньше, чем мы успевали схватить его скользкую тушу.

После этого прямо к нам въехал верхом на волне толстый одуревший бонит. Мы решили использовать его и выловленного накануне тунца, чтобы порыбачить и немного расчистить окружающий нас кровавый хаос.

Цитирую по дневнику:

«Первой ринулась на приманку и была вытащена из воды шестифутовая акула. Как только мы снова забросили крючок, его схватила восьмифутовая акула, разделившая участь первой. Опять спускаем приманку в воду, подцепляем шестифутовую акулу, но она срывается в самый последний момент. Новая попытка, ожесточенная возня с восьмифутовой акулой. Затащили уже ее голову на бревно, но хищница перекусила четырехжильный трос и ушла. Привязываем новый крючок, вытягиваем семифутовую акулу. Теперь уже опасно стоять и рыбачить на скользких бревнах на корме, в окружении трех бьющихся о палубу и щелкающих зубами акул, которые, казалось бы, давно уже должны были подохнуть... Перетаскиваем наш улов и сваливаем его на носу; вскоре на крючке — громадный тунец, сопротивляется он куда ожесточеннее, чем акулы. Он такой тяжелый, что одному его не поднять.

Море по-прежнему кишит взбесившейся рыбой. Снова на крючке акула, но ей удается сорваться. Но вот на палубе еще одна шести-футовая акула. За ней следующая, в пять футов длиной. Опять шести-футовая. Закидываем приманку еще раз — вытягиваем семифутовую акулу».