Путешествие начинается

Не сказать, что он превратился в какую-то тряпку, когда она переехала. Просто, я думаю, что-то надломилось у него внутри. Возможно, Стивенсон ощутил, что все потеряло смысл. Он говорил, что хотел поехать за ней и поселиться где-нибудь неподалеку, но она была против. Якобы хотела пожить свободной, взрослой жизнью. Я могу понять Стивенсона – молодая девица уезжает за сотни миль и не хочет видеть рядом с собой отца. Разве это приятно? Мне бы, наверное, такое тоже не понравилось. А еще мне кажется, что он сильно боялся, что с ней что-нибудь случится. В этом большом, неуютном городе, где он не сможет помочь и защитить.

И, конечно же, он подозревал, что она занимается там чем-то не вполне хорошим, раз не хочет, чтобы он жил рядом. Может быть, снимается в порно? Или занимается проституцией? Или вытворяет еще что-нибудь отвратительное, что не считается у современной молодежи зазорным?

Чуть позже я узнал, что ее убили. Об этом мне, естественно, тоже рассказали на работе. Сплетни разлетаются быстро, как зараза. Но я не особо этому верил, потому как слухи – очень ненадежная штука, и выдумки в них гораздо больше, чем реальных фактов. Сам Стивенсон ничего не рассказывал, он вообще ни с кем толком не общался. И мне, если честно, было без разницы, как это произошло, факт оставался фактом – человек потерял самое дорогое, что у него было.

Мне было за него реально страшно. Он настолько перестал быть похожим на себя, что иногда мне казалось, что это другой, незнакомый мне человек. Стивенсон, конечно, и раньше был не шибко многословным парнем, но теперь он вообще ничего никому не говорил. Он постоянно уходил куда-то в безлюдное место, чтобы его никто не видел, а так, как водохранилище было достаточно большим и многоуровневым, сделать это было несложно.

Теперь, когда я ходил на дневную смену по утрам, в моей голове прокручивалась немая сцена, в которой я застал его в тот самый день – Стивенсон сидит в раздевалке один-одинешенек, похожий на большую безжизненную куклу, смотрит в одну точку и не двигается, только едва подрагивает его щетинистый подбородок. Я вспоминал его темные пустые глаза – в них не было ничего, они напоминали черные дыры от пуль. Ассоциативный ряд с тем роковым днем буквально преследовал меня каждое утро. Да и вообще, это событие выбило меня из колеи, точно Стивенсон был мне каким-то родственником. Неужели мы настолько привыкли к размеренному течению жизни, что любое будоражащее событие способно выбить почву из-под ног?

Может быть, так оно и было. Во всяком случае, ко мне это точно относилось. Не сказать, что я был слишком чувствительным человеком, но в последние годы любой негатив извне заставлял меня нервничать и испытывать острое беспокойство. Любое беспокойство в наших краях лечилось одинаково – с помощью виски. Я, однако, не перегибал палку, хоть и стал выпивать немного чаще, а вот Стивенсон начал пить почти каждый день. Он умудрялся делать это даже на работе, но никто его в этом не упрекал. В нашем мельчающем городишке почти все друг друга знали, так что ребята с водохранилища прекрасно понимали его состояние. Но чем ему можно было помочь? Увольнять его, конечно же, никто не собирался. С тем же успехом можно было просто его пристрелить – в его состоянии это означало окончательный финал всего. Хотя, я думаю, и сейчас для него уже наступил полный финал. Мы старались быть с ним обходительны и почти никогда не делали ему замечания по поводу пьянства. Он таскал бутылку в своем комбинезоне, даже не пытаясь ее спрятать. Просто доставал из кармана и прихлебывал.

К счастью, он не совершал никаких ужасных поступков в таком состоянии. Более того, это никак не сказывалось на качестве его работы. Я всегда опасался, что он перепьет и окончательно загнется. Его запой длился, наверное, недели две. Все это время он вел себя абсолютно одинаково – раньше всех приходил на работу, пил до самого конца смены (обычно в день у него уходило по трехсотграммовой бутылке, хотя иногда он приносил и поллитровую), позже всех уходил, а во время рабочего дня старался находиться где-нибудь подальше от людей.

На фоне всего этого произошло еще кое-что, буквально ударившее обухом по моей отвыкшей от потрясений психике. Как-то раз, когда я пришел на ночную смену, он снова сидел в раздевалке возле своего шкафчика, и это опять навеяло мне неприятные ассоциации. Он вновь был со своей поллитровой подружкой – ее горлышко торчало из бокового кармана его рабочего комбинезона. Я поздоровался с ним и отправился переодеваться, краем глаза наблюдая, что он будет делать дальше. Стивенсон кивнул, достал бутылку, сделал маленький глоток, а затем направился ко мне.

– Слушай… – он подошел еще чуть ближе и неуверенно остановился. – Ты не видел возле резервуаров ничего подозрительного?

– Что? – я обернулся и непонимающе поглядел на него. В нос сразу ударил перегар – кажется, он дышал бы им даже в том случае, если бы бросил пить, настолько он въелся в его легкие.

– Кого-нибудь постороннего, я имею ввиду. Не видел?