Путевые впечатления. Юг Франции

— А ведь какая о нас ходит клевета! — откликнулся Джеронимо. — Есть люди, утверждающие, будто мы ни к чему не относимся с уважением, но это злые языки! Друзья, ничего не трогайте! Вы ведь знаете, что Бурбон не шутит по поводу добра ближнего своего.

— Это касается и женщин? — спросил Таддео.

— Приказ распространяется только на урожай, обстановку и скот; как видите, о женщинах в нем речи нет.

— Тогда поднимемся на второй этаж, — сказал Таддео, — ясно, что здесь нам делать нечего.

Банда последовала этому совету и заполнила только что покинутую дамами комнату.

— Ха-ха! — воскликнул Джеронимо. — Кокон остался, а бабочки улетели! Два платья настоящих принцесс, черт побери! Будь я кардиналом, я бы сшил себе стихарь из этих тряпок. Дружище, посмотри на этот бархат и представь, что должно было быть под ним. О! Я только прикасаюсь к нему, и во мне вся кровь вскипает!

— Возьмем хотя бы это, — сказал Таддео, — вещи-то дорогие.

— Посмотри-ка, вот два кошелька… Золото!.. Это принадлежит нам, как Марсель — коннетаблю! Завтра разделим все.

— Джеронимо, кровать даже не смята. Наши богини успели только снять платья и улизнули. Попробуй кровать — она гладкая и холодная как мрамор.

— В погоню! В погоню! — крикнул Джеронимо. — Мы найдем их, пусть даже сам дьявол в это вмешается! — и с этими словами он кинулся к лестнице.

Габриель и Клер не пропустили ни слова из этой ужасной сцены. Последняя фраза привела обеих в ужас, смертельный страх пронизал их до корней волос. Но нельзя было терять ни секунды; они кинулись в угол, где находилась маленькая деревянная лестница, ведущая к люку на крыше, взобрались по лестнице, подняли крышку люка, выскочили на площадку, втянули за собой лестницу и закрыли люк. Крыша была обнесена невысоким парапетом со всех сторон, за исключением южного фасада дома: туда, благодаря небольшому наклону черепиц, стекали дождевые воды; женщины сжались в уголке.

Мгновение спустя громкие голоса, зазвучавшие у них под ногами, возвестили им, что банда проникла в помещение, где стояла лестница, и они поняли, что их участь решается в это мгновение. Обе благородные дамы поняли друг друга без слов; губы их встретились в прощальном поцелуе, и, сплетя руки, подняв глаза к небу, они быстро приблизились к выступающему краю кровли. Не спуская взгляда с крышки люка, они ждали, что он вот-вот поднимется, и на этот крайний случай решение у них было принято — броситься с крыши на каменное крыльцо. Эта смертная мука длилась долго. Черепицы скрипели у них под ногами, и несколько раз под влиянием нервного напряжения женщины ощущали, что какая-то невидимая рука подталкивает их к пропасти. Неподвижно застыв на краю своей могилы, они походили на статуи Целомудрия и Отчаяния, возвышающиеся над руинами взятого штурмом города.

Однако голоса, раздававшиеся внутри, постепенно стихли, и лестница зашаталась под тяжелыми шагами; луч надежды промелькнул на лицах женщин, глаза их обратились к Небу, выражая бесконечную признательность ему; затем Габриель осторожно подняла крышку люка и отчетливо услышала жалобы бандитов; потом последовали крики, доносившиеся уже из-за закрытой двери. Вскоре лестницу сотрясли легкие шаги и послышался тихий голос, который с выражением ежесекундно возраставшего отчаяния призывал их, прорываясь сквозь все преграды. Это был голос Виктора Виво.

Они открыли люк и спустили лестницу; Виктор радостно вскрикнул и поставил ногу на первую ступеньку.

— Мы здесь, Виктор, — тихо сказала Габриель.

— Спускайтесь, скорее, скорее! — произнес Виктор. — Минута промедления грозит смертью!

Женщины удивительно проворно спустились по лестнице; однако, войдя в прихожую, они услышали голоса солдат, не покинувших дом, как им хотелось надеяться, а стоявших на крыльце и переговаривавшихся между собой. Виктор затолкал женщин за плотные ряды сетей, свисавших перед стеной, притаился там же и насторожился, прислушиваясь к тому, что происходило вокруг, ибо неправильно понятый звук мог стать причиной смерти всех троих.

— Так что же, капитан, — интересовался Форстер, — поиски оказались тщетными?

— Увы, да, — отвечал Джеронимо.

— А вы всюду смотрели?

— Мы обнюхали каждый камешек. А ты ничего не видел?

— Ничего.

— Спускайся. Я снимаю тебя с поста.

— Спасибо, — ответил Форстер, тяжело соскакивая на землю, — я не против, пост-то не слишком удобный.

— О чем это ты говоришь?

— Я говорю, капитан, что, когда в следующей раз вы будете развлекаться, прогуливаясь по крыше, прошу не ставить меня под кровельным желобом.

— Почему?

— Да потому, что, когда дождем сыплется черепица, а у тебя нет зонтика, это вредно для здоровья.

— Что? Так тебе черепица упала на голову, говоришь?

— Да не одна, а штук десять; но я стоял на посту как вкопанный: даже если бы вся крыша целиком упала, я бы и то не пошевелился.

— Друзья! — вскричал Джеронимо. — Они на крыше. Ландскнехт, любовь моя, если ты сказал правду, то десять золотых монет твои!

— На крышу! На крышу! — завопили солдаты.