Путевые впечатления. Юг Франции

— Вперед, друзья! Вы знаете дорогу! — воскликнул Джеронимо. — Кто меня любит — за мной!.. Корнелий, Форстер, идите, идите тоже и вынюхивайте, как настоящие псы, ведь вы такие и есть…

Банда, окрыленная новой надеждой, ворвалась в прихожую и ринулась к лестнице. Было слышно, как бандиты поднимались по ней; последней раздавалась тяжелая поступь немцев, замыкавших шествие.

— Теперь, — скомандовал Виктор Виво, — нельзя терять ни минуты; присутствие духа, мужество — и мы спасены.

Он первым вышел из-под сетей, схватил обеих женщин за руки и кинулся вместе с ними прочь из дома. Вся банда в это время толпилась на крыше.

— Капитан! Капитан! — закричал Форстер. — Они убегают; смотрите, смотрите, там, там… осторожнее… Der Teufel!^[81]

Вслед за этим ругательством раздался жуткий крик, тот смертельный крик, какой пронизывает пространство, когда душа чувствует, что ей сейчас предстоит насильственно расстаться с телом. Трое беглецов замерли, словно пригвожденные к месту: они увидели руку, мелькнувшую в пустоте, и услышали шум упавшего на каменные плиты тела.

— Это капитан, — пояснил Виктор Виво дрожавшим от ужаса голосом, — он слишком близко подошел к краю, и кровля не выдержала его веса.

— Капитан! Капитан! — послышалось несколько голосов, но ни криков, ни даже стонов не раздалось в ответ.

— Он умер, — промолвил Виво. — Царство ему Небесное! Позаботимся о себе.

И, взяв обеих женщин за руки, он помчался вместе с ними к берегу моря.

Лодка стояла у берега; беглецы подбежали к ней; хотя небо снова стало пасмурным, море успокоилось.

— Давайте столкнем лодку в море, — произнес Виктор. — Господь Бог не для того спас нас таким чудесным образом, чтобы в последнюю минуту бросить.

— Это вы, господин Виктор? — послышался тревожный голос из лодки, в то время как над ее бортом чуть приподнялась чья-то голова.

— Мы спасены! — воскликнул Виктор. — Это папаша Бускье!

— А как море? — спросила Габриель.

— Спокойное как молоко, — ответил папаша Бускье, — а ветер как раз такой, что не надо будет грести и поднимать шум. Садитесь, садитесь!

— Садитесь, сударыни, садитесь! — повторил Виктор.

Женщины вскочили в лодку. Папаша Бускье столкнул ее в воду и присоединился к беглецам. Виктор держал весла наготове.

— Не гребите! Не гребите! — остановил его папаша Бускье. — Весла производят шум. Поставим парус по ветру, и Господь нас храни! Куда плыть, господин Виктор?

— Прямо к портовой цепи, прямо к башне Святого Иоанна.

— Хорошо, хорошо! — откликнулся папаша Бускье. — Встаньте у руля. Когда я скомандую: «Штирборт» — налегайте налево, а когда скомандую: «Бакборт» — направо. Понятно?

— Да!

— Тогда в путь!

И, словно дожидаясь только приказа своего хозяина, лодка тихо заскользила по морю. Папаша Бускье говорил правду — бриз благоприятствовал им, как хорошим знакомым. Небольшой парус, темный, как волны, и невидимый во мраке, наполнился ветром. Через полчаса лодка уткнулась в рым-болт портовой цепи, и охранник батареи, стоявшей у самой кромки воды, узнал Виктора. В этот час над осажденным городом витала торжественная тишина: только часовые бдили на крепостных стенах и перед палатками обеих армий, которые отдыхали, оправляясь от усталости предыдущего дня и набираясь во сне новых сил для завтрашнего сражения.

В тридцать девятый день осады Марсель был на грани гибели, так как в его стенах зияла широкая брешь, начинавшаяся с основания башни Святой Павлы и заканчивавшаяся у первой арки акведука Экских ворот. Коннетабль настроился на последний и самый грозный штурм. Марсель могло спасти только чудо, ибо его защитники, сломленные слишком долгим сопротивлением, с трудом отыскивали в себе последние силы, которых недоставало их слабеющим рукам. И вот тогда посреди рухнувших и пылавших бастионов на помощь городу пришла новая армия, армия женщин! Во главе новоявленных амазонок нового Термодонта стояла Габриель де Лаваль, а ее племянница Клер де Лаваль несла знамя греческого города. Вид воительниц возродил осажденных к жизни: они встретили их приветственными криками, которые испугали испанцев и ландскнехтов, расположившихся на высотах Лазаре и монастыря святого Виктора. Когда же начался штурм, коннетабль увидел, как весь город заполнил брешь: юноши, женщины и старики живой стеной стояли у развалин бастионов и Марсель победоносно крикнул своему врагу, как Бог заявил морю: «Доселе дойдешь и не перейдешь!»

Две недели спустя в финикийском доме праздновали свадьбу Виктора Виво и Клер де Лаваль. Папаша Бускье вместо всякого вознаграждения попросил лишь, чтобы его пригласили на свадьбу. Что же касается г-на де Борегара, то он поклялся, что никогда не тронет ни одного камня в древнем доме и завещает своим детям хранить этот дом с его вековым глянцем, двойной кровлей, крыльцом, шпалерой, увитой листьями, — одним словом, в том виде, в каком он, словно волшебный приют, предстал среди камышей перед двумя героическими женщинами, чтобы спасти им жизнь в ту страшную ночь.