Путевые впечатления. Юг Франции

В исключительное же время, то есть в период перелета диких голубей, марсельские охотники появляются на своем посту с одним лишь прирученным голубем. Этого прирученного голубя привязывают веревкой к вертикальному вершью, так что он вынужден все время летать, поскольку это вершье заканчивается тонким острием, а удерживающая несчастного пленника веревка слишком коротка, чтобы он мог отдохнуть на горизонтальной жерди. Этот непрерывный полет должен, словно магнит, притягивать к нему более или менее значительные стаи диких голубей, возвращающихся из Африки на Камчатку.

Если бы дикие голуби в самом деле пролетали здесь, то, возможно, они и поддались бы на эту уловку, но со времен фокейцев марсельские охотники бесхитростно признают, что им не довелось увидеть ни одного дикого голубя.

Это не мешает им утверждать, что те все же здесь пролетают.

Между тем через четыре воскресенья прирученный голубь умирает от истощения.

Ну а поскольку перелет диких голубей длится три месяца — с октября до конца декабря, то к затратам охотника-любителя следует добавить еще стоимость трех прирученных голубей.

Надо сказать, что в течение всего этого времени охотнику не суждено подстрелить никаких других птиц, так как безостановочный полет прирученного голубя внушает им жуткий страх.

Марсельский охотник остается в своем укрытии шесть — восемь часов, то есть с четырех утра до полудня, но есть и такие заядлые, что берут с собой завтрак и обед и возвращаются домой только к вечеру, как раз чтобы успеть к партии в лото. И лото прекрасно завершает день, начатый с охоты.

Я попросил Мери свести меня с кем-нибудь из подобных охотников: понаблюдать за таким мне показалось исключительно интересным. Мери дал обещание выполнить мою просьбу при первой возможности.

Все эти разъяснения мне были даны, пока мы с ним поднимались к Нотр-Дам-де-ла-Гард. С его высот открывался вид на Марсель и городские окрестности площадью в квадратное льё: на этом пространстве я насчитал около ста пятидесяти огневых точек.

Час я поднимался к Нотр-Дам-де-ла-Гард, три четверти часа спускался оттуда, час с четвертью находился там и в течение этих трех часов слышал только два выстрела. Это в точности соответствовало подсчету Мери.

Таким образом, ничто не отвлекало меня от моих религиозных и археологических изысканий.

Нотр-Дам-де-ла-Гард одновременно и форт, и церковь.

Как крепость она пользуется величайшим презрением со стороны инженеров.

Как церковь она пользуется величайшим почтением со стороны моряков.

Как раз по поводу этой крепости Шапель и Башомон говорили:

Твое владенье — форт, достойный песен барда!

Чтоб защитить его, врагам внушая страх,

Здесь хватит одного швейцарца с алебардой, Изображенного на крепостных вратах.^[82]

Это доказывает, что во все времена крепость Нотр-Дам-де-ла-Гард охраняла, по существу говоря, себя самое, если только это насмешливое четверостишие не было направлено в большей степени против коменданта крепости, нежели против нее самой, принимая во внимание, что в этот период им был г-н Скюдери, брат «десятой музы» (ибо во все времена, как весьма здраво отмечает упомянутый марсельский путеводитель — а я утверждаю, что в нем ума больше, чем во всех его сотоварищах, вместе взятых, — во все времена во Франции была десятая муза).

Итогом той потери престижа, какая постигла крепость, и того почтения, какое по-прежнему окружает церковь, явилось то, что теперь оборону на дальних подступах здесь держат лишь мадонны, а в качестве гарнизонов выступают лишь кающиеся. Отметим, правда, что если полагаться на количество ex-voto^[83], развешанных в капелле церкви, то мало найдется мадонн, столь же чудотворных, как Божья Матерь-охранительница, и потому в часы бури именно ее молят о спасении все провансальские матросы; когда же погода проясняется, то, сообразно тому, каким был ураган — сильным или слабым, очень или не очень напугал он давшего обет, — странник приносит ей, ступая босыми ногами или ползя на коленях, обещанный ex-voto. Если обет дан — его свято выполняют; наверное, не было ни одного случая, чтобы моряк, как бы беден он ни был, не сдержал своего слова. Он может позволить себе лишь одно: если точно не был оговорен материал, заменить в подношении серебро оловом, а золото — медью.

Часовой, стоящий на самом высоком месте крепости, подает сигналы всем кораблям, прибывающим в Марсель.

Как мы уже говорили, с высоты горы Нотр-Дам-де-ла-Гард открывается вид на Марсель и его окрестности; как раз отсюда можно увидеть во всем их неисчислимом множестве тысячи бастид, образующих разбросанный город вокруг всей плотной городской застройки.