Путевые впечатления. Юг Франции

В назначенный час состоялся концерт; из скромности я ничего к этому сообщению больше не добавлю. Я получил ровно сто экю и на следующий день, исполнив для гостиничных слуг партию на виолончели вместо чаевых, погрузился на бриг «Дева Семи Печалей» под командованием капитана Гарнье.

Случилось именно то, что я предвидел, сударь: едва ступив на палубу, я тотчас понял, что если мне не удастся спуститься в каюту, то настанет мой конец.

Часа через два, когда мне стало немного лучше, на палубе поднялась какая-то суматоха; затем я услышал бой барабана и решил, что это сигнал к завтраку.

«Приятель, — обратился я к матросу, проходившему мимо с охапкой сабель в руках, — скажи, пожалуйста, что возвещает этот барабанный бой?»

«Он возвещает появление англичан, дружище!» — ответил матрос с прямотой, свойственной людям его профессии.

«Англичан?! Но англичане — хорошие ребята, — промолвил я, — вчера они обеспечили мою выручку по крайней мере на три четверти».

«Да? Ну а сегодня они могут ее забрать у вас целиком!» — заявил матрос и продолжил свой путь к трапу люка.

После этого матроса я увидел другого — с охапкой пик, а потом еще одного — с охапкой топоров.

Я начал догадываться, что на палубе творится что-то необычное.

Шум нарастал, что никак не успокаивало мою тревогу, и тут я услышал у самого люка голос:

«Антуан! Принеси мою трубку!»

«Сейчас, капитан!» — откликнулся другой голос.

Мгновение спустя появился юнга, держа требуемый предмет в руках. Я схватил его за ворот — его юный возраст позволял мне подобную фамильярность по отношению к нему.

«Эй, дружок, — спросил я его, — что там происходит наверху? Там завтракают?»

«О, да вы шутник! — ответил юнга. — От такого завтрака кое-кто получит несварение желудка из-за свинца и стали. Однако прошу прощения, капитан ждет свою трубку».

«Но если он ждет свою трубку, значит, опасность не так уж велика?»

«Напротив! Раз капитан требует трубку, значит, скоро станет жарко».

«А что собираются разогревать?»

«Большой котел, в котором на весь свет варева хватит! Поднимитесь сами на палубу и все увидите».

Я понял, что лучше всего последовать разумному совету паренька, но из-за качки судна выполнить этот совет было не так-то просто. Наконец, цепляясь за внутренние перегородки, я достиг трапа и там, ухватившись за поручень, почувствовал себя увереннее.

Go всеми предосторожностями, какие требовались в подобных обстоятельствах, я высунул голову из люка. В четырех шагах от себя я увидел капитана, который сидел на перевернутом ящике и спокойно курил.

«Добрый день, капитан! — произнес я с самой любезной улыбкой, какую только мне удалось изобразить. — Похоже, на борту происходит нечто новенькое?»

«А, это вы господин Луэ?!»

Этот славный капитан запомнил мое имя.

«Да, это я. Мне было немного не по себе, как вам известно, но сейчас я чувствую себя уже лучше».

«Господин Луэ, вы когда-нибудь видели морское сражение?» — спросил меня капитан.

«Нет, сударь».

«Вам хотелось бы такое увидеть?»

«Знаете, сударь… Признаться, я предпочел бы увидеть что-нибудь другое».

«А жаль! Ведь если бы вы хотели увидать сражение, к тому же отличное сражение, у вас была бы сейчас для этого прекрасная возможность».

«Как, сударь?! — воскликнул я, невольно бледнея. (Известно, что подобное явление не зависит от сознания человека.) — Как?! Нам предстоит морское сражение? Да вы смеетесь, капитан!.. О, вы шутник, капитан!»

«Я шучу?!.. Поднимитесь еще на пару ступенек и посмотрите… Ну, поднялись?»

«Да, капитан».

«Ну, и что вы видите?»

«Я вижу три очень красивых корабля».

«Считайте лучше!»

«Да, я вижу четвертый…»

«Смотрите еще!»

«Пятый! Шестой!»

«Вот так-то!»

«Да, черт возьми! Шесть кораблей!..»

«Вы разбираетесь во флагах?»

«Очень мало».

«Это не так уж важно; посмотрите на флаг самого большого корабля… вон там, на гафеле… там, где у нас находится наш трехцветный флаг… Вы видите, что изображено на этом флаге?»

«Я очень плохо разбираюсь в геральдических фигурах, но мне кажется, что я вижу арфу».

«Верно, это арфа Ирландии. Через несколько минут нам сыграют на ней ту еще песенку!»

«Но, капитан, — заметил я, — мне кажется, что они еще довольно далеко от нас и, развернув все эти паруса, которые без дела болтаются на ваших реях и мачтах, вы можете спастись бегством! На вашем месте я бы так и поступил. Простите, но это мое мнение, мнение четвертой виолончели марсельского театра: я рад был высказать его вам. Возможно, если бы я имел честь быть моряком, у меня было бы иное мнение».

«Если бы такое мнение мне высказал не оркестрант театра, а какой-нибудь другой человек, это бы плохо для него кончилось! Вы должны понять, что капитан Гарнье никогда не спасается бегством! Он будет драться, пока его корабль не будет изрешечен снарядами, а затем, когда начнется абордаж и палуба заполнится англичанами, спустится со своей трубкой в крюйт-камеру, подойдет к бочке с порохом и отправит англичан выяснять, есть ли там наверху Отец Небесный!»

«А французов?»

«И французов тоже».

«А пассажиров?»

«И пассажиров точно так же».

«Послушайте, капитан, но это скверная шутка!»