Путевые впечатления. Юг Франции

Спустившись с лестницы, трактирщик вошел в маленький дровяной сарай и поднял находившуюся в углу крышку люка. Атаман все сразу понял, хотя они не обменялись между собой ни единым словом, и первый стал спускаться по лестнице в люк, поддерживая мадемуазель Зефирину. Мы все последовали за ними. Трактирщик закрыл за нами крышку люка, и я услышал, как он забрасывает ее хворостом. В свою очередь, Пикар убрал лестницу, поэтому, чтобы оказаться в подземелье, куда мы попали, теперь следовало прыгать вниз по одному с высоты около пятнадцати футов.

Не стоит и говорить, сударь, что я воспользовался первой же минутой передышки, чтобы натянуть на себя одежду.

Через мгновение раздался грохот: во входную дверь стучали так, словно ее собирались высадить.

«I schioppi sono caricati?^[98]» — спросил атаман.

Поскольку этот же самый вопрос мне задавал возница, я сразу понял сказанное; впрочем, в ту же минуту послышался звук шомполов, которыми заряжали свои ружья те, кто не сделал этого прежде.

«Господа! — воскликнул я тогда. — Господа, я надеюсь…»

«Тихо, если тебе жизнь дорога!» — прошипел Пикар.

«Еще бы не дорога, как же иначе…»

«Тихо, иначе я тебя проткну штыком!»

Я замолчал, однако попытался отыскать какой-нибудь угол, где можно было найти укрытие от пуль. Но в этом проклятом погребе, сударь, не было ни одного угла: это была настоящая тюремная камера.

Мы услышали, как распахнулась наружная дверь, и по топоту сапог и грохоту ружейных прикладов поняли, что трактир заполнился отрядом солдат. Как видно, за нами следовали по пятам.

В этом погребе, сударь, нас было двадцать человек, и, тем не менее, там стояла такая тишина, что можно было услышать пролетающую муху.

Но вот над нами все происходило иначе. Можно было подумать, что дом подвергся разграблению. Стоял такой крик и сыпались такие проклятия, от которых Мадонна упала бы в обморок. Два или три раза мы слышали, как солдаты подходят к дровяному сараю, где был скрыт вход в подземелье, и тогда тишину в подвале нарушал шум взводимых курков. Уверяю вас, сударь, этот звук был почти неслышен, но он проникал в самую глубину моего сердца.

Наконец, часа через три-четыре, весь этот шум и гам начал понемногу стихать. Затем воцарилась полная тишина, и вскоре мы услышали, как над головой у нас разгребают хворост и открывают крышку люка. Это пришел трактирщик, чтобы сообщить нам, что, устав от бесполезных поисков, французы ушли и мы можем вылезать.

Пока бандиты скопились у выхода, разговаривая с трактирщиком, мадемуазель Зефирина, оставшаяся вместе с вашим покорным слугой в глубине погреба, поспешила подойти ко мне и взяла меня за руку.

«Мы спасены!» — прошептала она.

«Что вы имеете в виду?» — спросил я.

«Эрнест идет по нашим следам».

«Кто такой Эрнест?»

«Молодой гусарский офицер, мой любовник».

«О, да я знаю господина Эрнеста!»

«Неужели? Это красивый молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, примерно вашего роста, но лучшего, чем у вас, сложения».

«Все правильно, это он! Я вместе с ним ехал из Пьомби-но в… Но погодите! Да! Да! Да! Ведь он говорил мне о вас!»

«Он говорил обо мне? О, мой милый Эрнест!»

«Он что, волшебник, если вот так идет по нашему следу?»

«Да нет, сударь, он не волшебник; дело в том, что во всех трактирах, где мы останавливаемся, я пишу на стекле свое имя и название места, куда мы направляемся».

«А, теперь я понимаю! Вот почему вам нужен мой перстень! О, простите меня, мадемуазель, за мои недостойные подозрения. Впрочем, он должен оставлять хорошую метку, ведь это настоящий алмаз».

«Тише! Они говорят о чем-то важном!»

Минуту она прислушивалась; поскольку разговор шел на итальянском, я ничего не понял.

«Прекрасно! Прекрасно! — воскликнула мадемуазель Зефирина. — Капрарола! Капрарола! Запомните это название, сударь, на случай, если я его забуду! Мы направляемся в Капраролу».

«Как? — в ужасе воскликнул я. — Мы опять куда-то…»

«Что такое?» — обернувшись, спросил Пикар.

«Ничего, сударь, ничего: я забеспокоился о своей виолончели, вот и все».

Зефирина тотчас же отошла от меня и проскользнула в середину шайки бандитов, так что, когда атаман стал искать ее глазами, она уже стояла рядом с ним.

«Слышишь, малышка Рина, они убрались восвояси, эти черти-французы!»

«О, наконец-то можно вздохнуть! — откликнулась Рина. — А известно, в какую сторону они пошли?»

«Наш хозяин вроде бы так понял, что гусары великой герцогини не имеют права идти дальше, но молодой французский офицер, который был с ними, получил приказ преследовать нас и использовать для этого любые войска, где бы он их ни нашел».

«И что же мы будем делать?»

«Мы отправляемся в путь».

«Среди бела дня?»

«О, не беспокойся, у нас есть свои дороги».

«Дело в том, что я, по правде говоря, очень устала».

«Крепись, малышка Рина! Дорога не будет длинной: самое большее тридцать пять миль».

«Но мы хоть скоро туда доберемся?»

«Завтра к ночи мы будем в полной безопасности».

«Ну что ж, тогда отправляемся!»

«В дорогу!» — приказал атаман.

«А моя виолончель?» — спросил я у Пикара.

«Не волнуйся, о ней позаботились», — ответил он.