Путевые впечатления. Юг Франции

О ней позаботились! Виолончель, как вы понимаете, была моей охранной грамотой.

Итак, мы отправились в путь. Трактирщик сам вызвался быть нашим провожатым и покинул нас только тогда, когда мы вышли на дорогу, которую атаман назвал своей. О сударь, это была дьявольская дорога!

Около полудня мы вошли в густой лес: это был как раз такой лес, в каком должны скрываться бандиты, и я уверен, что, не будь мы в таком хорошем составе, нам следовало бы опасаться какой-нибудь неприятной встречи. В четыре часа мы прибыли в Капраролу.

Там нам удалось провести спокойно день и ночь, ибо до этого мы из-за господина Эрнеста не спали и не ели. Но в данное время он либо потерял наш след, либо не располагал достаточным количеством солдат, чтобы нас преследовать. Еды в трактире было запасено мало, и потому в ближайший город — по-моему, он назывался Рончильоне — были отправлены люди, которые привезли оттуда все необходимое для приготовления хорошего обеда.

Нас разбудили в три часа ночи; впрочем, я лег около шести часов вечера и потому проспал свои обычные восемь-девять часов. Так уж я устроен, сударь: если не посплю свои восемь часов, то буду совершенно разбитым.

На этот раз переход был коротким. Около одиннадцати часов мы на пароме переправились через реку, а затем остановились позавтракать в трактире; я услышал, что его называли трактир Барберини.

«Здесь мы у себя», — заметил атаман.

«Как это? — удивилась Зефирина. — В этой жалкой харчевне мы у себя? А где же знаменитый дворец, о котором вы мне говорили?»

«Я имею в виду, Carinesa^[99], что здесь мы на своей территории, и начиная с этого мгновения вы можете командовать как настоящая королева».

«Тогда я приказываю, чтобы меня оставили одну в моей комнате, поскольку я не хочу показываться на глаза моим подданным… Как называется наш замок?»

«Антиколи».

«… не хочу показываться на глаза моим подданным из Антиколи в таком виде: я их испугаю».

«Civetta!^[100]» — улыбнулся атаман.

«Идите! Идите! Через четверть часа я буду готова».

Зефирина выставила нас из комнаты и заперлась.

«Так у вас есть дворец, атаман?» — поинтересовался я.

«А как же!» — ответил он.

«И он принадлежит вам?»

«Нет, не мне. Ты прекрасно понимаешь, что правительство было бы этим обеспокоено; нет, он принадлежит одному римскому синьору: он дал мне его в пользование, и я плачу ему за это ренту. Этого славного человека удерживает в городе его должность, и ему приходится таким образом использовать свой загородный дом».

«Значит, мы будем там как сыр в масле кататься!»

«Не понимаю», — произнес атаман.

«Это такой французский оборот речи, трудноватый для итальянца: я хочу сказать, что нам там будет замечательно».

«Да, это так. Правда, пострелять время от времени все же, наверное, придется, но, сам понимаешь, это приятная сторона нашего ремесла».

«Атаман, мне хочется напомнить вам, что я состою у вас на службе только как виолончелист».

«А почему тогда у тебя ружье и ягдташ? Ты же утверждал, что они твои».

«Да, они в самом деле мои. А кстати, хорошая в ваших владениях охота?»

«Великолепная».

«А какая дичь?»

«На любой вкус».

«И шастры есть?»

«Шастры? Да целые стаи!»

«Отлично, атаман! Беру на себя снабжать всех дичью на жаркое».

«Хорошо! Я дам тебе трех или четырех своих людей, чтобы они служили тебе загонщиками, и ты будешь охотиться сколько захочешь».

«Атаман, вы мне еще кое-что обещали…»

«Что?»

«Мои сто экю».

«Это правда. Пикар, ты вернешь этому славному малому его сто экю».

«Воистину, атаман, — произнес я, — не могу понять, почему на вас сердятся: вы самый честный разбойник, какого я знаю».

«Ессо mi^[101]», — провозгласила Зефирина, появившись перед нами.

«Уже?» — воскликнул атаман.

«О, я умею быть проворной! Мне хватило времени на все, что я должна была сделать».

«Браво! В таком случае, в дорогу!»

«Я готова», — заявила Зефирина.

Атаман распахнул окно.

«В путь!» — крикнул он.

Тем временем Зефирина, обменявшись со мной взглядами, показала мне на кольцо, и я понял, что ей нужно было сделать в этой комнате.

Мы отбыли около двух часов и к четырем добрались до берега небольшой реки. Атаман окликнул паромщика по имени. Тот примчался с поспешностью, доказывавшей, что он узнал голос позвавшего его человека.

Пока мы переправлялись, атаман и паромщик вполголоса что-то обсуждали.

«Что там такое? — с наигранной тревогой спросила мадемуазель Зефирина. — Нашего замка нет больше на месте?»

«Ничего подобного, — возразил атаман, — надеюсь, что не пройдет и четверти часа, как мы там устроимся».

«Слава Богу! — заметила Рина. — А то мы уж слишком долго бродим по полям».

Мы добрались до тополиной аллеи, в глубине которой виднелась ограда роскошной виллы. Атаман позвонил, и появился привратник.

Стоило ему увидеть атамана, как он начал звонить в колокол, и тотчас же прибежало пятеро или шестеро слуг.

Казалось, что атамана ждали здесь с большим нетерпением, и, как только о его появлении стало известно, вся эта челядь стала выказывать бурную радость. Атаман принимал все эти проявления чувств как должное, и видно было, что он к подобному привык.