Хотя я и был в ту пору ребенком, ведь мне было всего одиннадцать лет, новость произвела на меня глубочайшее впечатление. Я привык все время слышать от матери, что маршал Брюн — единственная моя опора в будущем, и мне казалось, будто я во второй раз лишился отца. Чем сильнее горе давит на юное сердце, тем неизгладимее след оно оставляет на нем. С этого времени ведут начало скорее инстинктивная, чем основанная на голосе разума ненависть, которую я испытывал к Реставрации, и первые ростки мировоззрения, которое, разумеется, могло изменяться у меня по мере становления моего гражданского самосознания, но, вероятно, навсегда заложило основу моих политических верований.
Так что нетрудно понять, с каким чувством открывал я дверь комнаты, где испустил последний вздох тот, кто клялся перед Богом быть мне вторым отцом и, насколько это от него зависело, сдержал свое слово. Мне казалось, что в этой комнате должно было сохраниться что-то роковое, вроде запаха крови. Я быстро огляделся вокруг и с удивлением обнаружил, что она заурядна и приятна на вид, как самая обыкновенная комната. В камине, расположенном напротив двери, ярко пылал огонь; белые занавески закрывали окна, через которые ворвались убийцы; голубые бумажные обои выставляли напоказ крупные безвкусные цветы. Две парные кровати манили ко сну; одним словом — комната как комната. Однако между камином и кроватью на высоте примерно трех с половиной футов виднелась круглая ямка глубиной с палец: это было пулевое отверстие, единственный оставшийся след убийства.
Зная, что это отверстие существует, я от двери направился прямо к нему и тотчас же его обнаружил. Невозможно выразить те чувства, какие я испытал при виде этого отпечатка смерти. Именно там остановилась горячая и дымящаяся пуля, после того как она пронзила насквозь благородную грудь, к которой, мне помнилось, победитель при Алкмаре, Бергене и Штральзунде прижимал меня столько раз. Это воспоминание было таким ясным и таким явственным, что мне казалось, будто я все еще ощущаю руки маршала, прижимающего меня к себе. Чуть дыша, устремив глаза на это отверстие, забыв весь мир и думая лишь об одном, я провел в таком состоянии одну из тех минут грусти и поэзии, какие нельзя передать человеческими словами; затем я опустился на стул, все еще пребывая в удивлении от того, что, наконец-то, оказался в той самой комнате, которую мне так часто хотелось увидеть, и со смутным беспокойством стал разглядывать один за другим предметы обстановки, ставшие свидетелями той страшной драмы.
Так прошла часть ночи, и, несмотря на усталость, только около трех часов утра я сумел превозмочь себя и попытался заснуть; но едва лишь погасла свеча, мне пришла в голову мысль, что, возможно, я лежу на той из двух кроватей, на которую был положен труп. От этой мысли волосы мои встали дыбом и пот выступил на лбу; сердце заколотилось так неистово, что я стал слышать его биение. Я закрыл глаза, но уснуть не мог — все подробности этой кровавой сцены стояли перед мною. Комната казалась мне полной видений и неясных звуков. Не знаю, сколько времени я так провел, но в конце концов все эти мрачные образы начали сливаться друг с другом, теряя ясные очертания, гул и стоны стали удаляться, и я сам погрузился в сон, похожий на смертный.
Когда я проснулся, день уже был в разгаре; я чувствовал себя разбитым и был взмокшим, словно лежал в горячке. Какое-то время мне не удавалось понять, где я нахожусь; помнилось только, что меня мучили страшные сновидения, — вот и все. Я стал обводить взглядом комнату, пытаясь прояснить свои мысли, все еще запутанные после тяжелого сна. Наконец мои глаза остановились на отверстии от пули, столь сильно потрясшем мое воображение накануне; и тогда, словно перед моим взором отдернули завесу, мне сразу вспомнилось все. Соскочив с кровати, я торопливо оделся и спустился вниз — мне необходимо было вдохнуть другой воздух.
Господин Ножан дал мне несколько рекомендательных писем в Авиньон. Одно из них было адресовано г-ну Р…, профессору истории. Это был как раз один из тех благожелательных отзывов о моей персоне, каких мне так недоставало в путешествии того рода, которое было мною предпринято. Поэтому я решил вручить его без всякой задержки адресату; разузнав, насколько это было возможно, как найти нужную мне улицу, я начал свою прогулку по городу.
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии