Путевые впечатления. В России. Часть первая

Пушкин достиг вершины своего таланта и находился на пике известности, когда произошло событие, лишившее Россию гения, которому не исполнилось и тридцати восьми лет.

Русская аристократия завидовала Пушкину, завоевавшему куда более громкую славу, чем та, что сопутствовала самым прославленным вельможам его времени.

В годы войны лира поэта заглушала лязг оружия.

В годы мира он внимал малейшему трепетанью воздуха и всякому отклику человеческой души.

Завистники, зная о том, что его пылкое сердце заставляет биться горячая африканская кровь, рассчитывали если и не разбить это сердце, то хотя бы заставить его кровоточить.

Не проходило дня, чтобы Пушкин не распечатывал очередного анонимного письма.

Цель этих анонимных писем состояла в том, чтобы внушить ему самые обидные подозрения в неверности его жены.

Подозрения же направлялись на молодого человека по имени Дантес, посещавшего дом Пушкина.

Пушкин дал понять Дантесу, что ему не по душе эти визиты, после чего Дантес перестал бывать в доме поэта.

На некоторое время все успокоилось, но однажды вечером, возвращаясь домой, Пушкин снова встретил у себя на лестнице Дантеса.

Гнев ослепил поэта. Без всяких объяснений он схватил молодого человека за горло и принялся душить его.

Дантес, отбиваясь, сумел пробормотать несколько слов: как стало понятно Пушкину, Дантес пытался объяснить ему, что он шел не к его жене, а к ее сестре.

— Есть средство доказать, что вы не лжете, — произнес Пушкин.

— Какое?

— Вы любите сестру моей жены?

— Да.

— Ну так женитесь на ней.

— Я прошу у вас руки вашей свояченицы, сударь, — ответил Дантес. — Соблаговолите передать мою просьбу ее родителям.

Месяц спустя Дантес женился на мадемуазель Гончаровой, свояченице Пушкина.

Разумеется, после того как было дано такое доказательство невиновности Дантеса и г-жи Пушкиной, казалось, что на этом все закончилось.

Так, конечно, оно и было бы, если бы неведомые ненавистники не поклялись погубить Пушкина.

Вновь посыпались анонимные письма. В них говорилось, что эта женитьба всего лишь гнусная уловка, позволяющая любовникам находиться рядом друг с другом.

Несколько месяцев Пушкин сдерживал ярость, ненависть и горечь, кипевшие в его сердце, но затем, не в силах выносить больше вида своего свояка, он объявил ему, что тот должен или покинуть Россию, или драться с ним на дуэли.

Дантес использовал все средства, чтобы переубедить Пушкина, но тот обезумел.

Он угрожал Дантесу, что прилюдно нанесет ему одно из тех оскорблений, которые не оставляют человеку никакого другого выбора, кроме дуэли или бесчестья.

Дантес умолял Пушкина отложить дуэль на две недели.

Он надеялся, что за это время Пушкин успокоится и откажется от своего ужасного решения.

Пушкин согласился подождать две недели, но утром пятнадцатого дня его секундант, подполковник Данзас, ставший теперь генералом, явился к Дантесу.

Дантес снова попытался, уже через посредничество секунданта, изменить к лучшему отношение к нему Пушкина.

При всей смелости Дантеса ему глубоко претила эта бессмысленная дуэль.

Но в конце концов он был вынужден уступить: указания Пушкина были совершенно определенными.

Решено было драться на пистолетах. (В России никак иначе и не дерутся: на пистолетах дрался и Лермонтов, и этот поэт, наследовавший гению Пушкина, тоже был убит пулей.)

В тот же день противники сошлись на месте поединка; оно было выбрано по ту сторону Невы, в полуверсте от реки, в лесу недалеко от окраины города.

Пистолеты были заряжены.

Пушкин сам осмотрел оружие, желая убедиться, что пули не вынуты.

Отмерили тридцать шагов. Противники должны были стреляться, идя навстречу друг другу.

Каждый из них мог пройти десять шагов, и, таким образом, расстояние между ними сокращалось до десяти метров.

Дантес оставался на месте. Он выстрелил, когда Пушкин еще шел ему навстречу, успев сделать всего восемь шагов; стало быть, Дантес стрелял с двадцати двух шагов.

Пушкин тотчас упал, но вскоре привстал, прицелился в противника и, в свою очередь, спустил курок.

Дантес ждал выстрела, закрыв лицо своим разряженным пистолетом.

Пуля, посланная Пушкиным, прошла навылет через мягкие ткани предплечья Дантеса и вырвала пуговицу его мундира.

— Продолжим, — сказал Пушкин.

Но стоило ему произнести это слово, как силы оставили его, и он вновь упал.

Дантес хотел было подойти к нему, но ненависть, сжигавшая Пушкина, не утихла и после полученного им ранения: он жестом велел Дантесу отойти, и тот подчинился.

Тогда оба секунданта осмотрели рану Пушкина. Пуля прошла в правую часть живота, между печенью и ложными ребрами, и застряла во внутренностях.

Пушкина отнесли в карету и перевезли домой.

Было шесть часов вечера.

Подполковник Данзас передал раненого камердинеру, который взял его на руки и понес на лестницу.

— Где вас положить, барин? — спросил слуга.

— В кабинете, — ответил Пушкин, — и смотри, чтобы моя жена не увидела.

Госпожа Пушкина ничего не знала.

Его внесли в кабинет. Он стоял, опираясь на кресло, пока с него снимали верхнюю одежду, окровавленную рубашку и надевали на него чистое белье; затем он лег на диван.