Путевые впечатления. В России. Часть первая

Анна Иоанновна дала этому старому немецкому генералу чин фельдмаршала и тайного советника. Звали его Кристоф Бурхард, граф Миних.

Состоя в чине фельдмаршала, он разгромил поляков и турок, взял Перекоп, Очаков и Хотин. Бирон, опасаясь влияния Миниха, отправлял его воевать в дальние края, а сам спокойно управлял государством. Каждый получал свое: Миних — славу, фаворит — ненависть.

Одна из таких войн, начало которой положили подобные опасения Бирона, обошлась империи в сто тысяч убитых и закончилась поражением; однако Миних и во время этого поражения возвысился еще больше, если только это было возможно.

В дни самых тяжелых переходов он постоянно шел во главе войск и суровыми мерами поддерживал дисциплину.

Разбитых усталостью генералов, продливших привал дольше, чем это позволял приказ неутомимого Миниха, на время долгих маршей запрягали в пушки, и, когда у них уже не было сил волочить орудия, по земле волочили их самих.

Солдаты, страшась песчаных пустынь, разделявших две империи, притворялись больными, чтобы не идти дальше.

И тогда Миних издал приказ, которым, под страхом оказаться погребенным заживо, запрещалось быть больным.

И в самом деле, три захворавших солдата, изобличенные в умышленной болезни, были погребены живыми на глазах у всей армии, которая прошла затем над ними, попирая ногами могилу, где, быть может, они еще дышали.

После этого все солдаты пребывали в добром здравии.

При осаде Очакова попавшая в город бомба вызвала пожар, и горожане не могли его погасить.

Миних воспользовался этим обстоятельством и приказал штурмовать город. Пожар распространился до крепостных стен, которые следовало преодолеть, поэтому солдатам приходилось сражаться не только с противником, но и с огнем.

Русские стали отступать.

И тогда Миних приказал установить позади них артиллерийскую батарею и нацелить пушки на отступающих, так что те могли искать спасения только на крепостных стенах.

Взорвались три пороховых склада, накрыв обломками и оборонявшихся, и осаждавших, но, зажатые между двумя смертями, русские выбрали ту из них, какая была менее определенной.

Город был взят. Любой полководец потерпел бы там поражение, но не Миних.

Благодаря своим победам он стал первым министром.

Как-то раз, когда Миних принес матери малолетнего императора одно из тех малоприятных посланий Бирона, на какие тот не скупился, принцесса сказала:

— Господин Миних, добейтесь для меня у его светлости позволения возвратиться в Германию вместе с мужем и сыном.

— Зачем? — спросил Миних.

— Потому что, по моему мнению, это единственный способ избежать участи, которая нас ожидает, — ответила она.

— Разве у вас нет никакой иной надежды? — спросил Миних, пристально взглянув на нее.

— Да. Я все время надеялась, что какой-нибудь мужественный человек поймет мое положение и предложит мне свои услуги.

— И вы уже выбрали для себя этого мужественного человека?

— Я жду, что он сам вызовется помочь мне.

— Вы ни с кем не говорили о том, что сообщили мне сейчас?

— Ни с единой душой.

— Ну что ж, — сказал Миних, — мужественный человек нашелся. Я все беру на себя при условии, что сделаю это один и так, как считаю нужным.

— Я вверяю себя вашей чести, генерал.

— Положитесь на меня.

— И когда вы приступите к делу?

— Сегодня ночью.

Анна Мекленбургская испугалась и хотела что-то возразить.

— Это случится сегодня, сударыня, или никогда, — промолвил Миних.

Анна задумалась на мгновение, а затем решительно заявила:

— Действуйте!

Миних удалился.

Все это происходило 28 октября 1740 года.

Миних обедал и ужинал вместе с регентом.

Во время обеда Бирон был мрачен и задумчив; Миних поинтересовался у него, чем он обеспокоен.

— Странно, — ответил тот, — сегодня я выезжал и заметил, что на улицах очень мало людей, а те, что там были, показались мне печальными, подавленными и встревоженными.

— Это потому, — сказал Миних, — что люди не одобряют поведения герцога Брауншвейгского, не выразившего вашей светлости должной признательности.

— Да, возможно, — ответил Бирон, всегда склонный обманываться.

Тем не менее на протяжении всего обеда он оставался задумчивым и молчаливым.

После обеда Миних отправился к принцессе Анне.

— Ваше высочество, не соизволите ли вы дать мне какие-либо новые приказания? — спросил он.

— Стало быть, все же этой ночью?

— Да, как решили.

— Скажите мне, по крайней мере, как вы рассчитываете взяться за это?

— Не спрашивайте: если я вам это скажу, вы станете соучастницей. Однако не пугайтесь, если я разбужу ваше высочество и попрошу встать с постели примерно в три часа ночи.

Принцесса кивнула.

— Что ж, — сказала она, — передаю в ваши руки судьбу моего сына, моего мужа и свою собственную судьбу.

Выйдя от принцессы, Миних встретил графа Лёвен-вольде; граф тоже направлялся в дом к герцогу Курляндскому, куда, как и Миних, он был приглашен на ужин.

Герцог пребывал все в той же тревоге, жаловался на свое удрученное состояние и на ощущение тяжести, которое прежде ему никогда не доводилось испытывать. Он лежал одетый на постели.

Оба гостя заверили его, что это всего лишь временное недомогание, и оно пройдет после крепкого сна.