Князь велел своей жене заказать пышный ужин, ибо вечером он будет принимать у себя истинного царя Московии; по его приказу конюхи наденут сбрую на шестерку самых лучших серых в яблоках лошадей, и их поведут шестеро нарядно одетых конюших. Кроме того, кучер заложит карету, которую княжеский управляющий наполнит подушками и самыми дорогими коврами.
Когда приказания князя были выполнены, он вернулся в баню, повел молодого человека на балкон, под которым стояли лошади и карета, дал знак двенадцати слугам, несшим парчовые кафтаны, собольи шубы и оружие с золотой и серебряной насечкой, войти и преклонить колени, а затем сам опустился на колени и сказал:
"Благоволите, ваше величество, принять эту безделицу. Все, чем я владею, к вашим услугам".[12]
Вот что рассказывали о том, как царевич дал себя опознать.
Князь в ту пору во всеуслышание представил его как сына Ивана Грозного, и рассказывали, что, когда он впервые открыто появился под этим титулом, какой-то русский, по имени Петровский, упал ему в ноги и заявил, что он узнает в нем царевича Дмитрия, у которого ему довелось состоять на службе в Угличе.
С этой минуты все сомнения рассеялись, и вокруг молодого человека собрался двор из поляков благородного происхождения.
Нетрудно понять, какое впечатление произвели подобные новости в Москве, при столь ненавистном царе, каким был Борис Годунов.
Ко всем этим подробностям добавляли другие, не менее важные. Молодой государь, требовавший или собиравшийся потребовать обратно принадлежавший ему престол, по-видимому, совершенно непринужденно чувствовал себя в своих новых дворцах, превосходно ездил верхом, проявлял ловкость в воинских упражнениях, русским языком владел, как родным, а по-польски говорил не хуже, чем по-русски, и даже знал несколько слов по-латыни. Словом, в нем чувствовалось воспитание дворянина, причем дворянина, получившего хорошее воспитание.
Начиная с этого времени новости и события сменяют друг друга с необычайной быстротой.
Князь Вишневецкий с негодованием отвергает деньги, предложенные Борисом Годуновым, с тем чтобы он выдал ему претендента; он препровождает последнего к своему свояку Юрию Мнишеку, воеводе Сандомирскому, где его признает старый воин, взятый в плен русскими при осаде Пскова. Марина, младшая дочь воеводы, влюбляется в царевича.
Дмитрий дает письменное обещание жениться на ней, когда он вступит в Москву. Сигизмунд, заклятый враг русских, принимает его, признает царевичем, назначает ему денежное содержание в сорок тысяч флоринов и разрешает полякам стать под его знамена. Пять или шесть тысяч поляков, восемь — десять тысяч казаков, несколько сотен русских, изгнанных в Польшу, образуют его небольшое войско; с этим войском он идет на Москву, встречает князя Мстиславского, выступившего против него с более чем сорокатысячным войском, выигрывает первое сражение, проигрывает второе, находит убежище в Путивле, раскрывает там заговор трех монахов, подосланных Борисом, чтобы отравить его; двоих заключает в темницу, вознаграждает третьего, который все открыл; отдает на расправу черни, исколовшей их стрелами, бояр, к которым были присланы эти монахи; пишет Борису, что желает проявить к нему милосердие: если тот поспешит удалиться в монастырь и уступит ему престол, он простит ему совершенные им преступления и возьмет его под свое высочайшее покровительство.
Это наглое обещание приходит к Борису в ту минуту, когда его сестра Ирина, всегда порицавшая его за узурпацию престола, внезапно умирает в монастыре, который она избрала своим убежищем, и народ, готовый обвинить Бориса в любых преступлениях, говорит во всеуслышание, что ее отравили. Это новое обвинение и это оскорбление со стороны авантюриста наносят ему последний удар.
Тринадцатого апреля 1605 года, председательствуя в совете, Борис чувствует недомогание, поднимается с места, делает шаг и, покачнувшись, падает без чувств. Через несколько минут он приходит в себя, но сил у него хватает лишь на то, чтобы облечься в монашеское одеяние, принять церковное имя Боголеп и причаститься.
В тот же день он испускает дух на руках у жены и детей.
И, как если бы преступление должно было сопутствовать ему и после смерти, все говорят, что он отравился, дабы уйти от мести царевича.
И каждый при этом добавляет: "Поделом ему!"
Остальная история Лжедмитрия — а кто знает, быть может, истинного Дмитрия — известна.
Двадцатого июня 1605 года он подошел к воротам Москвы. Именитые представители всех сословий вышли ему навстречу с богатыми дарами, в том числе с хлебом-солью на блюде из цельного золота — символическим знаком преданности вассалов своему властителю.
Речь их была краткой и выдержанной в духе эпохи.
"Все готово, чтобы принять тебя, — сказали они ему. — Возрадуйся: те, кто хотел пожрать тебя, уже не могут тебя укусить".
Его въезд в город был великолепен. Вся Москва вышла на улицу. Ему пришлось ехать шагом и раздвигать толпу, чтобы добраться до церкви Михаила Архангела, куда он пришел сотворить молитву у гробницы Ивана Грозного.