Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Повторяю, что я не знаю более легкого, более удобного и более приятного путешествия, чем путешествие по России, если только вы не относитесь к числу людей совершенно безвестных. На всем вашем пути вас осыпают любезностями всякого рода, обступают с подношениями всякого вида и отдают себя в ваше полное распоряжение. Добавьте к тому, что всякий дворянин, всякий офицер в чинах, всякий известный купец говорит по-французски и тотчас предлагает вам воспользоваться его гостеприимством, хлебосольством и экипажем, причем вполне серьезно и с расчетом, что вы на это согласитесь.

Например, уезжая из Нижнего, мы обнаружили в нашем багаже три или четыре лишних тюка. Мои новые знакомые слышали, как я говорил при них о своем пристрастии к чаю, и каждый прислал мне свой дар.

Я увозил из Нижнего тридцать или сорок фунтов чая, причем самого лучшего, какой только можно было там найти.

Ну а в Казани видели, как я рассматриваю кожи и шкуры, и нашли способ заставить меня увезти с собой образцы всех кож и всех шкур.

Пусть же не удивляются тому, что я каждый раз повторяю все эти подробности: у меня нет иной возможности удостоверить свою признательность тем, кто сделал мое путешествие по России одним из лучших путешествий за всю мою жизнь.

Если бы нам не захотелось возвращаться в дом г-на Грасса, то в городе, где еще утром у нас не было ни одного знакомого и где никто не знал о нашем приезде, мы располагали бы двадцатью приглашениями на обед.

Однако я спешил навести справки. Накануне мне сказали, правда, без полной уверенности, но как о чем-то вполне вероятном, что ввиду позднего времени года почтовое судоходство прекратилось и что если мы найдем судно, идущее до Астрахани, то будем обязаны появлению этого транспортного средства лишь счастливому случаю.

Господин Грасс пообещал разобраться с этим в течение дня.

Он сдержал данное нам слово, но узнал лишь, что пароход из самой Астрахани, "Нахимов", проходивший здесь пять-шесть дней тому назад, должен со дня на день пройти обратно.

Пароход этот носил имя русского генерала, убитого в Севастополе.

Вечером, в доме у г-на Яблоновского, я высказал вслух свои опасения, и все тотчас стали проявлять изобретательность, придумывая для нас иные средства передвижения, коль скоро отпадал речной путь. Но все эти предложения сводились к передвижению сухим путем, то есть на почтовых, в телеге или в тарантасе, что всем присутствующим казалось хоть и крайним средством, но все же вполне приемлемым.

Но не мог же я сказать во всеуслышание, что, намечая свои траты, я рассчитывал на пароходы, а не на почтовых лошадей. Правда, если бы я хоть словом об этом заикнулся, то в тот же вечер у меня было бы на что совершить кругосветное путешествие.

Впрочем, частности, касающиеся денег, не столь уж маловажны для путешественников, а в особенности для людей искусства. Так вот, как только вас узнают в лицо или же должным образом представляют, путешествие по России становится едва ли не самым дешевым из всех мне известных.

За время своего путешествия по России, охватившего расстояние в четыре тысячи льё, я истратил за те десять месяцев, которое оно длилось, немногим более двенадцати тысяч франков, причем почти три тысячи из них составили расходы на различные покупки.

Вернемся, однако, к приему у г-на Яблоновского.

Распространился слух, что я охотник, и потому генерал Лан и его брат-полковник, из вежливости настаивавший, что он был знаком со мной еще в Париже, уже отправили посланцев, чтобы устроить облаву в лесу, изобилующем, по их словам, зайцами и расположенном верстах в тридцати от Казани.

Я согласился, но с условием, что "Нахимов" без нас не уйдет.

Господин Лан все взял на себя. Он шепнул что-то на ухо полицмейстеру, и полицмейстер дал обещание, что документы для "Нахимова" будут оформлены лишь на следующий день после охоты.

Деспотизм имеет много отрицательных сторон, но какую приятность он порой доставляет!

Вечером следующего дня мы остались ночевать в Казани, чтобы наутро выехать как можно раньше.

Полковник Лан, который был холостяком, предложил нам воспользоваться его гостеприимством.

В шесть часов утра мы выехали в трех разных охотничьих экипажах. Всего нас набралось двенадцать охотников.

Господин генерал Лан посадил меня к себе.

Генерал был очень знатный человек и в свое время состоял адъютантом у императора Николая, о котором он говорил не иначе, как со слезами на глазах.

Он был знаком со всеми знаменитыми русскими генералами, начиная от старика Ермолова, героя Кавказа, и кончая Меншиковым, защитником Севастополя.

Если бы Меншикову достаточно было бы лишь его остроумия, чтобы оборонять Севастополь, то Севастополь никогда не был бы взят.

Меншиков был один из самых остроумных людей России, и этим сказано не так уж мало.

Как-то раз, сидя за обеденным столом, одна из юных великих княжон громко спросила у отца, кто такой евнух.

— Право же, — в смущении ответил император, — спроси лучше у Меншикова: по-моему, только он один способен объяснить тебе такое.

Княжна повернулась к Меншикову.