Путевые впечатления. В России. Часть вторая

И наконец, самое печальное из всего этого — нужно было расставаться.

Мы с князем снова потерлись носами, но на этот раз с особенным пылом, троекратно и со слезами на глазах.

Княгиня плакала совершенно искренне, простодушно и бесхитростно, без конца повторяя вчерашнюю фразу: "О дорогой друг моего сердца, я никогда в жизни так не веселилась!"

Князь потребовал от нас клятвы, что мы вернемся. Вернуться в Калмыкию! Разве это вероятно?! Так что я поклялся далай-ламой.

Эта клятва ни к чему не обязывала.

Княгиня снова дала мне поцеловать свою маленькую ручку и обещала, что, если я вернусь, она с разрешения мужа даст мне поцеловать ее щечки, которые могли бы своим цветом поспорить со щечками маркизы д’Амеги. Обещание было соблазнительное, но Калмыкия так далеко!

В девять часов вечера мы поднялись на борт. Княгиня пришла проводить нас на пароход. Первый раз в жизни она поднималась на паровое судно. Она никогда не была в Астрахани.

Фальконеты князя Тюменя снова дали залп, бортовые орудия парохода ответили им; затем вспыхнули бенгальские огни, и мы увидели все местное население, и без того достаточно причудливое, поочередно то в красном, то в зеленом, то в желтом освещении, в зависимости от цвета горевшего пламени.

Было десять часов вечера. Задерживаться дольше уже не было никакой возможности, и мы обменялись последними словами прощания. Князь, княгиня и ее сестра, остававшаяся у нее, вернулись на берег.

Судно чихнуло, кашлянуло, вздрогнуло и двинулось.

Еще целое льё мы слышали грохот Фальконетов и видели пагоду и дворец, освещенные разноцветными огнями.

Потом, за излучиной реки, все исчезло как сон.

Два часа спустя мы прибыли в Астрахань, и три мои спутницы написали в моем дневнике, под словами бедной графини Ростопчиной:

"Никогда не забывайте своих друзей в России и среди них Евдокию Ростопчину"

следующие слова:

"Никогда не забывайте также ваших спутниц Марию Петриченко,

Марию Врубель,

Екатерину Давыдову.

Волга, на борту парохода "Верблюд"".

LXXII. СТЕПИ

Как вы помните, в нашу маленькую прогулку по Калмыкии мы отправились из Астрахани.

Вместе с поездкой к князю Тюменю мы пробыли в Астрахани уже целую неделю, а в Астрахани за неделю можно увидеть немало.

Теперь речь шла о том, чтобы уехать из Астрахани.

Не помню уж в какой пьесе Локруа некий господин, которого играл Арналь, говорит: "Из Астрахани не возвращаются". Был момент, когда нам стало казаться, что эта недоказуемая истина имеет силу закона.

А ведь наступило уже 2 ноября: пора было уезжать.

Разумеется, мы не забыли, что адмирал Машин предложил перевезти нас в Баку или, по крайней мере, в Дербент, на "Трупмане", когда это судно вернется из Мазен-дерана.

И мы нанесли визит адмиралу, намереваясь выяснить, располагает ли он какими-нибудь известиями о "Трупмане".

"Трупман" прибыл во время нашей поездки в Тюме-невку и должен был уйти на следующий день.

Это был его последний в текущем году рейс в Баку, так что следовало воспользоваться случаем.

Адмирал прекрасно помнил о данном нам обещании, но при этом он расхваливал мне сухопутную дорогу, говоря, что я совершенно напрасно отказываюсь от такого чудесного путешествия.

Мне стало ясно, что за всем этим кроется что-то неладное. Я попросил адмирала отставить в сторону национальную гордость и откровенно высказать свое мнение по поводу нашего путешествия по Каспийскому морю.

Адмирал, который был приперт к стенке, а вернее, к голосу совести которого мы воззвали, признался, что он может отправить нас на "Трупмане" и по-прежнему готов исполнить свое обещание, но, полностью отвечая за наш отъезд, никоим образом не может отвечать за наше прибытие к месту назначения.

Нет ничего более удивительного, чем русский флот на Каспийском море.

Из его четырех судов два сидели на мели, у третьего вышла из строя машина, у четвертого сломалось колесо.

Оставался только "Трупман".

Но бедный "Трупман" потратил восемнадцать дней на то, чтобы вернуться из Мазендерана; машина его не отличалась надежностью, и потому он большую часть времени шел на парусах.

Вот почему, учитывая переменчивые ветра, которые дуют здесь в зимнее время, нельзя было ручаться, что мы прибудем в Баку.

Однако мы могли доверить "Трупману" наш багаж, чтобы налегке продолжать путешествие.

Но я слишком дорожил всем тем, что вез из России, и потому не мог расстаться со своими сокровищами; к тому же, раз уж мы не были уверены, что и сами доберемся до Баку, то не было и никакой уверенности в том, что туда прибудет наш багаж.

А теперь зададимся вопросом, в чем причина такого плохого состояния русского флота в Астрахани?

В чинах.

Я уже объяснял, что такое чин, и говорил об огромной власти, которой чин обладает в России.

Чин — слово это вполне могло прийти из китайского языка — означает не только ранг, занимаемый человеком, но и исключительные права, связанные с этим рангом.