Я снова оделся, кинулся на кожаный диван и заснул, глубоко сожалея о том, что такой богатый и расточительный в излишествах, такой добрейший, любезнейший и милейший князь был так беден в самом необходимом!
LXXI. ДИКИЕ ЛОШАДИ
Хотя я лег спать достаточно поздно, а остальные гости князя Тюменя легли еще позже меня, в семь часов утра все уже были на ногах. Князь предупредил нас, что день начинается в восемь часов, и этот второй день должен был стать не менее насыщенным, чем предыдущий.
И в самом деле, без четверти восемь нас пригласили подойти к окнам дворца.
Едва приблизившись к ним, мы услышали как что-то, похожее на бурю, движется к нам с востока, и земля под нашими ногами задрожала.
В тот же миг туча пыли, поднявшаяся с земли к небу, затмила солнце.
Признаться, лично я пребывал в полнейшем неведении о том, что происходит. Я верил, что князь Тюмень всемогущ, однако не настолько же велико было его могущество, чтобы специально для нас устроить землетрясение.
Внезапно среди этой тучи пыли я начал различать стремительное движение какой-то огромной массы и увидел силуэты мчащихся четвероногих существ: мне стало понятно, что это дикие лошади.
Вся степь, насколько хватало глаз, дрожала, заполненная бешено несущимися к Волге лошадьми.
Вдалеке слышны были крики и ржание, вызванное болью или, скорее, яростью.
Огромный табун диких лошадей летел на нас из пустыни, преследуемый наездниками, которые подгоняли его бег. Первые лошади, оказавшись вдруг у самого берега Волги, на мгновение остановились, но, под нажимом тех, что давили на них сзади, решительно бросились в воду.
За ними кинулись и все остальные.
Десять тысяч диких лошадей с ржанием переплывали с одного берега Волги на другой, при том что ширина реки в этом месте составляла три километра.
Первые уже вот-вот должны были достичь правого берега, когда последние еще были на левом.
Наездники, подгонявшие лошадей, а их было человек пятьдесят, прыгнули в воду вместе с ними, но, оказавшись в воде, они соскальзывали со своих коней, не сумевших бы с такой тяжелой ношей на спине проплыть и пол-льё, и хватались кто за гриву, кто за хвост.
Я никогда в жизни не видел зрелища столь дикого и в то же время великолепного, столь ужасающего и в то же время величественного, как эти десять тысяч лошадей, единым табуном переплывающих гигантскую реку, которая преграждала им путь.
Пловцы, находившиеся в гуще лошадей, продолжали подгонять их криками.
Наконец, лошади и люди достигли правого берега и скрылись в редком лесу, первые деревья которого, напоминавшие рассыпной строй пехотинцев, подступали к самому берегу.
Мы застыли на месте, потрясенные увиденным. Я думаю, что даже в пампасах Южной Америки и в прериях Северной Америки взору путешественников никогда не представало более волнующее зрелище.
Князь извинился перед нами за то, что ему удалось собрать всего лишь десять тысяч лошадей. Он был предупрежден о нашем посещении только за два дня, а вот если бы его предупредили за четыре дня, он собрал бы табун в тридцать тысяч голов.
Потом нас пригласили пройти из дворца на берег Волги и сесть в лодку, поскольку большую часть предстоящего дня нам предстояло провести на правом берегу реки.
Мы не заставили себя упрашивать: перспектива была заманчивая.
Нас, правда, тревожил вопрос о завтраке, но наше беспокойство улеглось, когда мы увидели, что дюжина калмыков грузит в лодку корзины, по форме которых можно было догадаться об их содержимом.
Там были задние окорока жеребенка, филейные части верблюжьего мяса, половины жареного барана, а кроме того, бутылки разной формы и разного вида, в том числе и с посеребренным горлышком.
Убедившись, что волноваться по этому важнейшему вопросу не приходится, мы расселись по четырем лодкам, которые тотчас, словно во время гребных состязаний, устремились к противоположному берегу.
Вода в реке еще бурлила после переправы лошадей.
В середине Волги лодки немного отклонились от взятого направления, но, пройдя то место, где течение было особенно сильно, наверстали упущенное, выправили курс и пристали к берегу точно напротив того места, откуда они отчалили.
Все время, пока длилась переправа, я разглядывал гребцов.
Сходство между ними было поразительное. У всех были раскосые и едва приоткрытые глаза, плоские носы, выступающие скулы, желтая кожа, редкие волосы, жидкая или почти отсутствующая борода, но непременно усы; у всех были толстые губы, огромные и оттопыренные уши, напоминавшие уши колокола или ступки; у всех были маленькие ступни, обутые в очень короткие цветные сапожки, которые в далеком прошлом, должно быть, были желтыми или красными.
Но вот головные уборы у всех были одинаковые — квадратные желтые шапочки с опоясывающей голову оторочкой из черного овечьего меха.
Мне думается, что в фасоне этого мужского головного убора есть нечто не только национальное, но и религиозное.