Затем все приступили к завтраку, чтобы дать время приготовиться к скачкам верблюдов.
Я добился от князя согласия, чтобы всем объездчикам, а прежде всего мальчику уделили часть наших съестных припасов и напитков.
На берегу Волги был установлен шест, на верху которого развевался длинный флаг: это была конечная точка верблюжьих скачек. Начальная же их точка находилась в одном льё вверх по течению реки: участники скачек должны были двигаться вниз по течению, то есть с северо-запада на юго-восток.
Князь выстрелил из ружья, в ответ раздался другой выстрел, звук которого донесло до нас речное эхо, и это возвестило, что скачки начались.
Через несколько минут мы увидели, как появились первые верблюды, которые бежали, вздымая за собой песчаный вихрь. Их галоп был, наверное, на треть быстрее галопа лошади.
Я полагаю, что им понадобилось не более шести-семи минут, чтобы покрыть эту дистанцию в четыре версты.
За первым пришедшим к конечной точке верблюдом, отстав от него всего на десять шагов, следовал его соперник. Сорок восемь остальных прибежали, как Куриации, один за другим, с различными интервалами.
Призом было прекрасное казацкое ружье, которое наездник-победитель принял с явной радостью.
Потом пришел черед скачек с призовым бумажным рублем и скачек с призовым серебряным рублем.
Всадники, сидя на лошади без седла и поводьев и управляя ею только с помощью колен, должны были на всем скаку схватить бумажный рубль, обернутый вокруг небольшого деревянного колышка.
Что же касается серебряного рубля, то с ним все обстояло еще труднее: он лежал плашмя на земле.
Все эти упражнения исполнялись с поразительной ловкостью.
Награждены были все, даже побежденные.
Я полагаю, что трудно найти более счастливый народ, чем эти славные калмыки, и лучшего повелителя, чем князь Тюмень.
День клонился к вечеру; череда состязаний должна была закончиться борьбой.
Призом в борьбе был великолепный патронташ, примитивный и в то же время роскошный: грубоватый кожаный пояс, весь украшенный серебром.
Я попросил дать мне посмотреть этот приз вблизи; князь принес мне его.
При виде патронташа я ощутил непреодолимое желание завладеть этой дикарской драгоценностью.
— А можно мне состязаться с вашими борцами? — спросил я князя.
— Зачем? — поинтересовался князь.
— Потому что мне нравится этот приз, и я очень хочу завоевать его.
— Возьмите себе этот патронташ, — сказал князь, — я счастлив, что он вам нравится. Я не осмелился вам его предложить.
— Но, простите, князь, я хочу его заслужить, а не получить даром.
— Тогда, — промолвил князь, — если у вас на самом деле есть намерение бороться, окажите мне честь бороться против вас.
На такое предложение нельзя было ответить ничем, кроме согласия. Именно это я и сделал.
На берегу Волги была приготовлена круглая площадка. Зрители расселись по местам. Я храбро вошел в круг. Князь последовал за мной. Мы сбросили всю одежду, закрывающую верхнюю половину тела, и остались лишь в штанах.
Кожа князя была цвета светлого кофе с молоком. Его тело, хотя и тоже несколько жилистое, как у других калмыков, было все же намного более пропорциональное, чем у них. Думается, что причина этого крылась не в превосходстве его натуры, а в лучшем питании.
Перед тем как схватиться врукопашную, мы под аплодисменты зрителей потерлись носами друг о друга, доказывая, что мы по-прежнему лучшие друзья на свете.
Потом началась борьба.
Князь был более привычен к таким упражнениям, но я был, вполне очевидно, сильнее его. Впрочем, у меня, признаться, сложилось убеждение, что он проявил в этой схватке всю возможную любезность.
На пятой минуте он упал; я упал на него. Его плечи коснулись земли, и он признал себя побежденным.
Мы поднялись, снова потерлись носами, и я подошел к княгине, чтобы принять из ее рук патронташ; она, по-видимому, была немало удивлена белизной моей кожи, в сравнении, разумеется, с цветом кожи ее мужа.
Князь пошел купаться в Волгу. Я не хотел отставать от него.
Должен сказать, что в конце октября вода в Волге далеко не теплая. Возможно даже, что в десяти льё от того места, где мы купались, она уже покрылась пленкой льда; но тем большее удовольствие я испытал, влезая обратно в свою одежду.
Впрочем, те, кто со мной хорошо знаком, знают, что я нечувствителен к превратностям погоды.
Это последнее состязание продлилось до пяти часов вечера.
В пять часов мы сели в лодки, переправились через Волгу и вернулись во дворец.
Было уже совсем темно, когда мы добрались до места.
Пароход клубами дыма давал нам знать, что он находится в полном нашем распоряжении. Нам оставалось пробыть в Тюменевке всего лишь несколько часов.
Эти два дня пролетели так быстро, как если бы часы обратились в минуты.
Нужно было снова садиться за стол и снова оказывать честь одному из тех устрашающих обедов, какие, казалось, были приготовлены для героев "Илиады" или исполинов гигантомахии.
Нужно было еще раз осушать достославный рог, оправленный в серебро и вмещающий целую бутылку вина.
Все это было проделано — настолько человеческий организм послушен повелениям своего тирана.