Тут уж старый Вяйнямёйнен в воду бухнулся руками, пальцами уткнулся в волны, рухнул в пенистую бездну со спины лошадки синей, с крупа из стеблей гороха,
Лаппалайнен кривоглазый сам сказал слова такие:
"Вот теперь-то, старый Вяйно, ты ходить уже не сможешь никогда на этом свете никогда в подлунном мире Вяйнолы своей полями, пажитями Калевалы!"
Вековечный Вяйнямёйнен шесть годов по морю плавал, семь печальных лет качался, колыхался целых восемь на просторах ясных моря, на морском открытом плесе, впереди одни лишь волны, сзади небо голубое.
Муж плывет, считает гребни, пересчитывает волны; голову лишь чуть поднимет, острова встают в том месте; чуть протягивает руку, тотчас мысы возникают; дна касается ногою, там уж есть для рыбы ямы; там, где мысы ближе к мысам, там уже готовы тони; где случится остановка, вырастают луды в море, рифы грозные родятся, там суда морские гибнут, погибает люд торговый.
Тут летит орлица Турьи, птица из далекой Лаппи, все летает, все кружится, на восток летит, на запад,
движется на юг, на север, ищет на просторах Похьи, ищет землю для гнездовья, смотрит место для жилища.
Тут уж старый Вяйнямёйнен поднял из воды колено бугорочком травянистым, кочкой небольшой дернистой.
Тут орлица Турьялайнен для гнезда нашла местечко, увидала в море кочку, на волне бугор синевший, полетала, покружилась, на колено опустилась, из травы свила жилище, смастерила из верхушек.
Шесть снесла яиц орлица, шесть из золота яичек, а седьмое — из железа.
Стала греть их, стала парить, нагревать колено Вяйно.
Тут уж старый Вяйнямёйнен чувствует: горит колено, жилы все горят от жара.
Шевельнул коленом Вяйно, тяжело ногою двинул, яйца покатились в воду, стукнулись о рифы в море, раздробились, раскрошились, улетела ввысь орлица.
Тут уж старый Вяйнямёйнен говорит слова такие:
"Что в яйце являлось низом, матерью-землей пусть будет!
Что в яйце являлось верхом, станет верхним сводом неба!
Что белком в яйце являлось, пусть сияет в небе солнцем!
Что желтком в яйце являлось, пусть луной сверкает в небе!
Крошки прочие яичка звездами пусть будут в небе!"[5]
Эта руна, темная по смыслу и величественная, как вообще вся примитивная поэзия, является лишь вступлением к огромной эпической поэме, состоящей из тридцати двух рун, герой которых — старый, а вернее, вековечный Вяйнямёйнен. Из текста видно, что слово "вековечный" — лишь уважительный эпитет, ведь поэт называет так героя даже не в день его появления на свет, а когда он еще находится во чреве матери.
Поэма, автор или авторы которой неизвестны и которая вполне могла быть создана целым рядом сказителей, начинается, как мы видели, с картины сотворения мира — хотя и возникает вопрос, мог ли кривоглазый Лапполайнен существовать до того, как мир был сотворен, — а кончается рождением младенца и крещением его: языческое повествование имеет христианское завершение.