Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Пильтти, пристыженная, возвращается к бедной Марь-ятте и говорит ей:

— Нет бани, нет парилки в Сариоле.

И она пересказывает ей свой разговор с Руотусом и его женой.

Мария опускает голову и говорит:

— Стало быть, мне придется отправиться туда, словно поденщице, словно наемной работнице!

И она устремляется к дому, построенному посреди плотов ветра.

Там, войдя в конюшню и приблизившись к непокрытой кобылице, которая везла ее в церковь, она говорит:

— Добрая моя лошадка, вдохни в мое лоно свое дыхание, ибо я страдаю. Вместо бани, в которой мне отказывают, одари меня своим теплым паром, который облегчит мои муки и поможет мне при родах.

Добрая лошадь начинает дышать в лоно девы, и теплый пар, выходящий из пасти животного, становится для Марии живительной баней, благостной волной, нежно омывающей ее тело.

Тотчас же Мария ощущает благодатное тепло, проникающее внутрь ее лона, и производит на свет младенца, которого она укладывает в ясли, на сухое сено, заготовленное летом.

Затем она кладет ребенка себе на колени и дает ему грудь.

Прелестное дитя растет, но происхождение его остается неизвестным.

Супруг его матери дал ему имя Ил мори, что значит "Царь небесный". Мать же дала ему имя "Желанное дитя".

Как видите, все это пока напоминает одно из тех апокрифичных евангелий, столь наивных по своему содержанию, какие были отвергнуты Церковью и, изгнанные из религии, нашли прибежище в мифологии; тут есть ясли, есть сено, а вместо быка и осла появляется непокрытая кобылица. Можно подумать, что речь идет о Христе, но дальше мы узнаем из руны, что Христос к этому времени уже родился.

И вот начинают искать того, кто ввел бы ребенка в царство Всевышнего; короче, искать того, кто окрестил бы его. Находят священника и крестного отца.

— Но кто явится теперь, чтобы предсказать судьбу этого бедного ребенка? — спрашивает священник.

К ним приближается Вяйнямёйнен, непременно появляющийся в каждой руне, и говорит:

— Пусть ребенка отнесут на болото, пусть ему переломают руки и ноги, пусть ему молотом размозжат голову.

Тут сын Марии, хотя ему всего две недели, вступает в разговор:

— Старец из дальних краев, рунопевец из Карьялы, приговор, произнесенный тобой, неразумен, и ты неверно толкуешь закон.

Несомненно, по финским законам дети, рожденные вне брака и вследствие прелюбодеяния, приговаривались к смерти, точно так же, как у евреев они были по закону бесправны. Отстаивая свое право на жизнь, сын Марьятты одновременно защищает честь своей матери.

И священник, как повествует руна дальше, окрестил ребенка, короновал его царем леса и доверил ему стеречь остров сокровищ.

И тогда старый Вяйнямёйнен, побагровев от гнева и стыда, запел свою последнюю песню, а потом построил себе медный челн, лодку с железным дном, и уплыл на ней вдаль, в заоблачную высь, к нижнему пределу неба.

Там лодка его остановилась, и там окончился его путь, но он оставил на земле свои гусли и свои знаменитые руны, которые вечно будут услаждать Финляндию…

Двух отрывков, приведенных нами, одного — стихотворного, другого — прозаического, достаточно для того, чтобы дать представление о поэтическом даровании финнов, народа кроткого и одновременно сильного, который и среди туманов Финляндии хранит в душе отсвет своей первой родины, Азии.

Перейдем теперь от поэзии к литературе — эти два понятия не следует смешивать.

Мы дали некоторое представление о древней поэзии, о созданном на финском языке романтическом эпосе, и обратили внимание на то, что, помимо этих грандиозных устных преданий, напоминающих песни Гомера и циклы романов о Карле Великом, существовала еще одна литература.

Однако это была литература завоевателей, то есть шведская литература.

И, повторяем еще раз, одно — это в самом деле поэзия, другое же — литература. Само собой разумеется, литература, как и почти всюду, преобладает над поэзией.

Три современных поэта: Кореус, Францен и Рунеберг, все трое финны, но выпускники шведского университета в Або, представляют эту литературу.

Мы попытаемся дать понятие о даровании этих поэтов, приведя по одному стихотворению каждого из них; легко будет заметить, что грусть в их стихах осталась, но самобытность исчезла.

Первое стихотворение принадлежит перу Кореуса.

Кореус — сын бедного священника, в шестнадцать лет оставшийся сиротой. Родился он в Кристинестаде в 1774 году, а умер в Або в 1806 году. Ему было тогда тридцать два года.

Стихотворение это называется "Дума о моей могиле".

Оно написано одновременно с "Падением листьев".

Знал ли Кореус французского поэта? Возможно; однако несомненно, что французский поэт не знал финского поэта.

Вот это стихотворение. Как вы сейчас убедитесь, его автором вполне мог бы быть и Гёте, и Байрон, и Ламартин.

Где суждено и мне найти приют угрюмый,

Когда наступит мой последний страшный час? Быть может, в тех местах, тая о смерти думы,

Я без волнения бродил уже не раз.