Священники все либо сыновья крестьян, либо сыновья священников; им дано право жениться только один раз; они не могут вступать в повторный брак, но могут сделаться монахами и стать епископами: епископом может быть лишь тот, кто побывал монахом.
Священник получает жалованье, размер которого зависит от значимости прихода. Начальное образование он получает в школе, именуемой приходским училищем; уроки детям там дают сельские священники, а так как сами они ничего не знают, то и научить ничему не могут; в виде исключения кое-кто из этих учителей умеет читать, писать и знает четыре арифметических действия; самые образованные знают священную историю, которую они пересказывают и истолковывают.
Будущий пастырь переходит из этой школы в семинарию; там его снова учат тому, что он уже выучил в школе, а затем грамматике и логике.
Ну и, конечно, его учат браниться.
В этом отношении русский священник может служить примером французскому носильщику, немецкому барышнику и английскому боксеру.
Нравы у священников постыдные: кто говорит "семинарист", подразумевает "дурак" или "разбойник".
Те из семинаристов, кто более счастливо одарен природой или же лицемернее других, переходят в духовные академии и, как только их познания хоть чуточку превысят общий уровень, получают шанс стать епископами.
Эти епископы, как ученые, так и нет, отличаются необыкновенной грубостью.
Митрополит Серафим попросил орденский крест для одного из своих секретарей-архидиаконов. Вместо креста ему предложили благословение Святейшего Синода.
— На кой хрен мне ваше благословение? — ответил он. — Подтереться им, что ли?
Да будет вам известно, что он же, будучи еще только епископом, выгнал из церкви священника, не выказавшего ему должного уважения, и кричал при этом:
— Вон отсюда, или я разобью тебе рожу своим епископским посохом!
Возможно, картина получилась несколько грубоватой, но это на совести тех, кто растирал краски.
В русской церковной иерархии есть пять ступеней, включая туда и пономаря:
дьячок — пономарь, не ставший еще священником;
диакон — помощник священника;
иерей — священник;
архиерей — епископ;
митрополит — архиепископ.
Первые две ступени — диакон и священник — называются белым духовенством. Они обязательно должны быть женаты, и диакон почти всегда наследует место какого-нибудь престарелого священника, на дочери которого он женится.
Затем идет черное духовенство. Это монахи. Они не женятся, и именно в их среде царит самый постыдный разврат и происходят самые чудовищные соития.
Впрочем, в православном духовенстве нет ни капуцинов, ни августинцев, ни бенедиктинцев, ни доминиканцев, ни босоногих или обутых кармелитов; нет серых, белых, синих, коричневых или черных облачений, которыми пестрят улицы Неаполя или Палермо.
Есть только черные монахи, которые носят длинную бороду, на голове у них что-то вроде кивера без козырька, с ниспадающим сзади куском материи, а в руке — длинный посох.
Является ли посох частью монашеского облачения? Мне это неизвестно, но я склонен так думать, поскольку мне никогда не приходилось видеть монаха без посоха.
Женщины, епископы и архиепископы носят один и тот же головной убор, однако у епископов и архиепископов он белый.
Священнослужители, а в особенности монахи, почти всегда порочны, но порочность их редко доходит до преступлений, наказуемых по закону.
Все они без исключения пьяницы и чревоугодники.
Монахини обычно благонравны.
Приходские священники, особенно в деревнях, настолько невежественны, что это представить себе невозможно.
Один епископ, проверяя свои приходы и проезжая через какую-то деревню, заходит в церковь, где идет служба, длящаяся, по крайней мере, полтора часа. Он с величайшим вниманием слушает, что говорит священник, а тот, заметив его присутствие, начинает с удвоенным пылом елейно бормотать.
По окончании службы епископ подходит к священнику.
— Что за чертовщину ты тут нес? — спрашивает он его.
— Что поделаешь! — отвечает священник. — Я старался как мог.
— Так ты старался?
— Да.
— Скажи-ка, а знаешь ли ты церковный язык?
(Старославянский язык похож на сербский.)
— Очень плохо.
— Ну и в таком случае, что за службу ты сейчас читал?
— Гм! Это была вовсе не служба.
— Так что же это тогда было?
— Я читал то "Отче наш", то "Богородице Дево, радуйся", то молебны и, со всеми этими выкрутасами, как видите, добрался до конца.
Во время одного из своих путешествий император Александр I остановился у священника какого-то захудалого сельского прихода. Священника не было дома, и на глаза императору попался толстый том, брошенный в угол и покрытый пылью: это была Библия. Император засовывает между страницами три тысячи рублей и кладет том на прежнее место.
Возвращается священник. Между ним и императором завязывается беседа.
— Часто ли вы читаете Евангелие? — спрашивает император.
— Каждый день.
— И никогда не пропускаете?
— Никогда, государь.
— С чем вас и поздравляю, — говорит император, — это полезное чтение.
Два года спустя он снова проезжает через ту же деревню, заходит к тому же священнику, видит на том же месте Библию, открывает ее и находит там свои деньги.