Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Будь у меня достаточно смелости, чтобы поделиться своим мнением по поводу того, какого рода было это мученичество, то я сказал бы, что, если оно происходило там, где стоит часовня, святого Арсения должны были сожрать комары.

Нигде в мире я не видел таких туч этих ужасных насекомых. Мы и на мгновение не могли остановиться, иначе нас буквально облепляли комары; когда же мы шли, над каждым вилось отдельное облако, походившее на собственный воздушный купол.

У Муане, тем не менее, хватило мужества сделать зарисовку, в то время как Миллелотти и Дандре стояли над ним, держа в руках березовые ветки, и обмахивали его, словно китайского мандарина, прерывая это занятие лишь для того, чтобы отогнать комаров от самих себя.

Что касается меня, то после первых же комариных атак я поспешил отступить к лестнице и стал взбираться на более высокое место. По мере того как я поднимался вверх, комары отставали от меня.

Стоило мне оказаться на солнце, как я избавился от них полностью; через несколько минут ко мне присоединились мои спутники, и мы двинулись обратно к монастырю.

Меня всегда упрекают, что во время своих путешествий я вижу лишь живописную сторону мест, которые мне случается посещать. Что ж, я старею, и мне пора исправиться: займемся немного геологией, будем скучны, но зато примем ученый вид.

Почти все острова здесь — а лучше сказать, все острова, прилегающие к южному берегу Ладоги, — образованы осадочными породами вперемешку с вулканическими; те же, что прилегают к противоположным берегам, то есть к западному и северному, имеют магматическое происхождение.

Остров Коневец, находящийся на полпути между северной и южной оконечностью озера, состоит исключительно из отложений и указывает на крайнюю границу осадочных пород.

В окружности Коневец имеет четырнадцать верст.

Поскольку судно стояло тут целый день, чтобы дать паломникам время совершить богомолье, у нас было время не только осмотреть остров, но и, взяв лодку и ружья, попробовать поохотиться.

Не помню уже, у какого автора я читал, что вокруг этого острова водится самая мелкая разновидность тюленей, которые настолько непугливы, что их можно убить палкой.

Так как у меня нет абсолютного доверия к тому, что мне приходится читать, я вместо палки взял с собой ружье, которое, впрочем, мне не пригодилось, как не пригодилась бы и палка. Мы увидели несколько тюленей — толстых, как коты, и черных, как бобры; но, едва разглядев нас своими большими вытаращенными глазами, они поспешили скрыться под водой.

Ни один не дал приблизиться к нему на ружейный выстрел. (Это к сведению тех, кто захочет пострелять тюленей на Ладожском озере.)

Мы вернулись к пяти часам и пообедали примерно так же, как и позавтракали. Но зато я мог позволить себе прихоть искупаться в восемь часов вечера, настолько приятное воспоминание оставило у меня утреннее купание.

В доме графа Кушелева мне довелось впервые испробовать русские постели. И я решил тогда, что жестче постелей, чем у графа Кушелева, не бывает, но в Коневце мне стало ясно, что я ошибся: постели Коневца взяли вверх над теми, что были во дворце Безбородко.

И потому я заявил, что жестче постелей, чем в Коневце, на свете нет, и искренне верил в это утверждение.

Эту последнюю иллюзию мне суждено было утратить в киргизских степях.

XLVIII. ВЫНУЖДЕННОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО НА ВАЛААМ

Наш пароход отчалил в десять часов утра, увозя с собой сотню паломников и паломниц, которые, совершив богомолье в Коневецкий монастырь, отправлялись на богомолье в монастырь на Валааме.

Невозможно вообразить ничего безобразнее этих паломников и этих паломниц, принадлежащих к низшему разряду простого народа, если предположить, что в России есть народ. Вряд ли существует какая-нибудь заметная разница между богомолами и богомолками: лишь отсутствие бороды у женщин позволяет отличить их от мужчин. Одежды, а вернее сказать, лохмотья, у тех и других почти одинаковы. И мужчины, и женщины держат в руке посох, а на спине носят изорванную котомку.

Разумеется, все они без конца чешутся самым отвратительным образом, приводя этим в ужас тех, кто такой потребности не испытывает.

К счастью, те, кто усердствовал в этом занятии более всего, скоро забыли о нем и занялись другим делом, более красочным.

Мы проделали не более четырех или пяти миль, как вдруг все вокруг заволокло таким туманом, что стало абсолютно невозможно разглядеть друг друга.

Посреди этого тумана загрохотал гром, и озеро забурлило, словно вода в котле, поставленном на горящие угли.

Казалось, гроза зародилась не в воздухе, а в самых глубинах бездонного озера, которое словно нехотя поддерживало нас на своей поверхности.

Можно представить, в каком состоянии пребывал наш компас, если накануне он вышел из строя при совершенно спокойной погоде.

А потому наш капитан даже и не пытался свериться с ним. Ощутив ярость разбушевавшихся волн, он, вместо того чтобы отдавать распоряжения, которые должны были предотвратить опасность, если она существовала, принялся бегать с одного конца судна на другой, крича:

— Мы погибли!