Пути и маски

Очертания гор, деревьев, лошадей и людей расплывались, срываясь в бредовую свистопляску. Красные мушки замельтешили перед глазами, а в воздухе повис утробный гул. Нитлот упал на колени, зажимая руками уши и задыхаясь; вернувшаяся боль сдавила его в объятьях. Болела каждая сломанная тогда кость, каждая зажившая рана: Хаос будто насмехался над его смешными попытками исцелиться и отвратить неизбежное. Над попытками их всех сопротивляться…

Это магия тауриллиан, проведённая через Хелт. Выходит, и тауриллиан всё-таки в родстве с Хаосом — как бы ни лукавила Наилил со своими сторонниками… Чтобы вернуться, им нужно до конца расшатать возникший разрыв. Им нужно получить власть над ним — тогда они придут в Обетованное. И станут повелевать всем живым, как было много веков назад. Возможно, в ту эпоху, когда предки Нитлота и Альена ничем друг от друга не отличались…

Альен.

Нитлот сжал пальцами горсть снега и почти обрадовался обжигающему холоду: всё же это было нечто нормальное, правильное… Конечно, Альен нужен тауриллиан. Они не опасаются встречи с ним, а сами ищут её. Как он не додумался раньше?…

Можно сказать, они и Хелт используют, лишь чтобы добраться до Альена. И вся эта война, которую Соуш и менестрели уже именуют Великой, — только подготовительная площадка. Чёрный труд каменщика. Альен — вот кто истинный архитектор.

Пока Нитлот с ужасом начинал осознавать, перед каким выбором скоро окажется Альен и чем это чревато для всех, над равниной Ра'илг зазвучали новые крики. А сверху, из тяжёлой волокнистой тучи, донёсся густой, бархатный рёв — пугающий, но странно приятный.

И шорох громадных кожистых крыльев.

Нитлот поднял глаза и увидел дракона. Дракона-иллюзию, дракона-призрака — и всё же дракона. Тауриллиан решили пригрозить главным своим сокровищем. Посмотрите, мол, что будет, если не подчинитесь нашим марионеткам…

Нитлот сотни раз видел изображения драконов в книгах и свитках, на картинах и в виде статуй. Читал их описания в хрониках, научных трактатах и просто легендах. Однажды, в Академии, ему посчастливилось взглянуть на настоящий драконий череп.

Но дыхание Нитлота пресеклось, а все мысли бестолково развеялись. Даже страх оставил его — будто весь мир уже летел в бездну, а не пугливо туда заглядывал.

Гигантское чешуйчатое тело, словно выточенное искусным резцом, было гибким, но сильным и величественным. От серебристого блеска, оттенки которого менялись и искрились со скоростью ртути, Нитлот на пару мгновений утратил зрение. Дракон снижался медленно, кругами, плавно поводя змеино-кошачьей головой, помогая себе хвостом на поворотах. Взмахи крыльев его были редкими, но от каждого из них замирало сердце, а половина неба перекрывалась. Глаза дракона (уже с земли) походили на пятна расплавленного янтаря — или дикий мёд, или золото.

— Это иллюзия, — замёрзшими губами прошептал Нитлот — сам для себя. Нельзя забывать об этом. — Просто иллюзия, хотя и очень хорошая. Он растает от любой стрелы, от любого удара мечом по лапе…

На секунду дракон замер в воздухе, с равнодушием скалы осмотрел равнину Ра'илг… И пошёл на серебряно-вихристое снижение. Нельзя было представить более прекрасного пути — и более бесславной для людей битвы.

ГЛАВА XXIV

Кезорре, Вианта

Раздался глухой стук, и Ринцо ещё раз озабоченно покосился на телегу. Картину Лауры тщательно завернули в мягкую ткань и не очень плотно перетянули верёвками — за этим он лично проследил. Огромная рама в полулежачем положении покоилась на слое войлока, а возница-крестьянин был весьма осторожен. И всё же за каждый слишком резкий разворот или окрик в адрес лошадёнки Ринцо хотелось его отчитать. А то и вовсе — снять с него соломенную шляпу и скормить этой самой лошадёнке…

— Всё в порядке, эр Алья, — ласково проговорила леди Синна. Она шла с ним бок о бок, вплотную к телеге; ветер задорно трепал её бледно-зелёную вуаль и рыжие волосы. Их кончики временами дразняще касались шеи Ринцо, и он вздрагивал. — С картиной ничего не случится. Вы следите за ней так пристально, будто везёте хрустальную люстру для Дворца Правителей.

— Я везу нечто более важное, миледи, — Ринцо вздохнул и согнул руку в локте. Они вступали в оживлённый квартал Вианты, где к тому же многие знали его; неприлично, в конце концов, идти на расстоянии двух ладоней от дамы — будто они незнакомы… Хотя, надо признать, так ему было удобнее. С утра Ринцо мучила слабость и уколы боли в затылке; в последние дни он был до предела издёрган. Он почти не спал в тревоге за Лауру — и в то же время почти не мог бывать дома, допоздна оставаясь в Совете, где они всем составом сходили с ума.

— Давио очень аккуратен. Я уверена, что Вам нечего бояться, — промурлыкала Синна. И очаровательно улыбнулась вознице — даром что парень, смущаясь, не смотрел на неё.

Давио?… Ринцо сам не помнил, как зовут крестьянина. При том, что это крестьянин с его виноградника.