Радио Мартын

Так сидят они, мерцая и тихонько восклицая. Снова танцуют, затем садятся снова, разговаривают, минуя шум чужих слов и двигаясь друг к другу – так, что ее волосы способны коснуться его щеки, а он своим носом может случайно задеть ее ухо, когда наклонится, чтобы ей было лучше слышно его рассказ – о холмах, карамелях, яблоках, облаках. И голоса стариков в его ушах начинают завоевывать этот воздух, и мы с ней оказываемся теми, кто живет вместе тысячу лет, это самое, это самое.

И ты сняла со своей шеи шею из папье-маше, и та уже давно обнимает мои беличьи плечи, я нащупал в кармане голубиную почту с каллиграфией, и мой нос как будто бы становится меньше, ты, наверное, и сама помнишь, и вечер стал обнимать нас.

Осень

«Осень счастливая»

3.98

Я лежал на чрезвычайном полу, на чрезвычайно вонючем полу, глазами вниз. Мои руки были завернуты за спину и чем-то перевязаны, я полз рывками, и мой подбородок стучал об пол и влипал в непонятную грязь. Но больнее всего было носу – его тянули чьи-то пальцы, как будто я маленький и мне помогают высморкаться, хотя я не просил, ногти этих пальцев впивались и царапали меня. Нос то отпускали, и тогда подбородок ударялся о чрезвычайно вонючий пол, то снова хватали, и тогда голова поднималась, а все тело ползло вслед за носом, куда-то за чужими пальцами. Я слышал, как мое тело движется по чрезвычайно вонючему полу, как пуговицы рубашки царапают пол, как ноги трясутся в жиже на полу, я слышал хохот, визг. Еще немного этого странствия, и я уткнулся носом в черные сверкающие сапоги.

– Здравствуйте, глубокоуважаемый шкаф, Мартын Имярекович! – сказали колени. – Я Алексей Алексеевич Алексеев. А это мой коллега, Павел Павлович Павлов. Мы вам сейчас поможем выйти из этой неприятной ситуации. Давай, падла, – тем же голосом, но уже другим, дребезжащим, будто змеиным тембром продолжили говорить колени, – расскажи нам про своих зелененьких друзей.

Тогда я стал вспоминать.

Но это случилось позже.

3.76

«…И Андрей Перепастушко. Он схвачен в Калуге в собственной квартире, уже двенадцать дней нет никаких известий. На сегодня всё, что мы знаем. Напомню, вы слушали имена людей, арестованных и пропавших без вести в последний месяц. Эти сведения мы получили благодаря помощникам, действующим по всей стране. Надеюсь, хоть кто-то из вас нас слышит – без вас ничего не получится. И не будем унывать: как говорил кое-кто: “Протест сегодня бесполезный, – / Победы завтрашней залог”. Автор, к слову, дождался – железный занавес не пал, но Сталин сдох.

А теперь, пока мы еще в эфире, совсем о другом: специально для нашего друга М. и его подруги М. я прочитаю восемнадцатый сонет. Но в каком переводе? Давайте версию Сергея Ильина, это 1901 год, мне нравится, что там есть слово “кроткий”:

              Я с летним днем сравнить тебя готов,              Но он не столь безоблачен и кроток;              Холодный ветер не щадит цветов,              И жизни летней слишком срок короток:              То солнце нас палящим зноем жжет,              То лик его скрывается за тучей…

              Прекрасное, как чудный сон, пройдет,              Коль повелит природа или случай,              Но никогда не может умереть              Твоей красы пленительное лето,              Не может смерть твои черты стереть              Из памяти забывчивого света.

              Покуда кровь кипит в людских сердцах,              Ты не умрешь в моих живых стихах.

Замечательно, да? А о чем все это? О бессмертии, дружок. Есть ли что-нибудь интереснее, чем это? Шекспир делает предложение – бессмертие внутри строки его сонета. Кто-то скажет, он так в себе уверен, что говорит: мои стихи переживут тление. Но мне нравится более смиренная версия. Как действует магия неумирания? Вам дарят другое время, поэтическое. Оно не подчиняется законам обычного хода минут. Само стихотворение – песочные часы, его ритм отличается от ритма ваших домашних ходиков. И внутри настоящего летнего дня сохранится тот, кого ты любишь, и ваша любовь. И никто не может с вами ничего сделать. Здорово, да? Как в переводе Корчевского, “И смерть смирится – раз назначен был / Тебе в стихах иной отсчет времен”. Смерть смирится! Или вот где…»

Снова раздался треск, и знакомый голос сменился популярной песней. Я с улыбкой выключил приемник. Это был отличный подарок на нашу маленькую годовщину – тридцать три дня с минуты встречи.

Но это случилось позже.

3.46