Война все ближе, и игра в приоритеты и политиканство все серьезнее: Сухопутные силы против люфтваффе, Управление вооружения против Министерства снабжения, СС, если учесть их амбиции, против всех, – и даже подспудное недовольство, что за следующие несколько лет перерастет в дворцовый переворот против фон Брауна – из-за его молодости и нескольких неудач на испытаниях – хотя видит бог, такого всегда бывало предостаточно, это ж сырье всей политики испытательных станций… Но, в общем, результаты испытаний внушали все больше надежд. Думая о Ракете, неизбежно думаешь о
Где-то среди зимы Пёклер ощутил, что встречу с Вайссманном переживет. Эсэсовца он застал настороже за стеклами очков, что как вагнеровские щиты, во всеоружии перед неприемлемыми максимами – гневом, обвинениями, минутой конторского насилия. Будто совсем чужого встречаешь. Они не разговаривали с Куммерсдорфа, со старой Ракетенфлюгплац. За эти четверть часа в Пенемюнде Пёклер улыбался больше, чем за весь минувший год: говорил, как восхищается работой Пёльмана над системой охлаждения для силовой установки.
– А перегревы? – спросил Вайссманн. То был законный вопрос, но также –
До Пёклера дошло, что Вайссманну глубоко начхать на перегрев. То была игра, как и предупреждал Монтауген, ритуализованная, точно джиу-джитсу.
– Теплонапряженность у нас, – Пёклеру стало так, как бывало, когда он пел, – порядка трех миллионов ккал/м2
h°C. Сейчас лучшее промежуточное решение – регенеративное охлаждение, но у Пёльмана новый подход, – с мелком и грифельной доской показывает, стараясь держаться попрофессиональнее, – он полагает, что если на– Будете впрыскивать.
– Именно.
– Сколько топлива потребуется перенаправлять? Как это скажется на КПД двигателя?
Цифры у Пёклера были наготове.
– Пока впрыск – это кошмар трубопроводчика, но с теми планами поставок, что сейчас…
– А двухстадийное сгорание?
– Дает нам больше объема, лучше турбулентность, но там есть, к тому же, неизотропный перепад давлений, который подрубает нам КПД… Мы пробуем разные подходы. Еще бы финансировали получше…
– А. Не по моей части. Нам бы самим бюджет пощедрее не помешал. – И они оба посмеялись – благородные ученые под скупердяйской бюрократией, страдают вместе.
Пёклер понимал, что ведет переговоры насчет ребенка и Лени: вопросы и ответы – не вполне кодированные обозначения, но служат оценке Пёклера лично. Ожидалось, что он поведет себя неким образом – не просто сыграет роль, но проживет. Любые отклонения в зависть, метафизику, неопределенность немедленно засекут и либо снова направят его на нужный курс, либо позволят пасть. За зиму и весну беседы с Вайссманном стали обычным делом. Пёклер нарастил себе новую личину – Преждевременно Состарившегося Гения-Подростка – и часто ловил себя на том, что она и впрямь завладевает им, вынуждает больше рыться в справочниках и данных запусков, произносить реплики, которые ни за что не спланировать заранее, на языке ракетного одержимца, мягком, ученом, удивлявшем его самого.
В конце августа случился второй визит. Следовало бы сказать «Ильзе вернулась», но Пёклер сомневался. Как и прежде, появилась она одна, без уведомлений – подбежала к нему, поцеловала, назвала «Папи». Но…
Но, во-первых, волосы у нее стали определенно темно-русыми и пострижены по-иному. Глаза удлинились, расположились иначе, кожа как-то потемнела. Похоже, и подросла на фут. Но в таком возрасте они вытягиваются за ночь, разве нет? Если это
На сей раз он спросил, на сколько ей разрешат тут остаться.
– Мне скажут. А я попробую сказать тебе.
И будет ли у него время перекалиброваться: сначала белочка, мечтавшая жить на Луне, теперь вот это темное, длинноногое южное существо, чья неуклюжесть и нужда в папе так трогательны, так ясны даже Пёклеру на этой их второй (или же первой – или третьей?) встрече?