Радуга тяготения

Видимо, люди хохочут, если напоминать им о Титанах и Отцах. Не так смешно, как тортом в морду, но так же чисто, а то и чище.

Да уж, исполинские пенорезиновые хуи останутся теперь в арсенале…

А Джессика – волосы гораздо короче, рот темнее и другого абриса, помада резче, пишмашинка возвышается между ними утесом в груде писем – сказала так:

– Мы планируем пожениться. Мы очень стараемся завести ребенка.

И вдруг опа – и нету ничего между Тяготением и Роджером, только Роджерова жопа.

– Да пожалуйста. Рожай от него ребенка. Я буду любить вас обоих – только пойдем со мною, Джесс, прошу тебя… ты нужна мне…

Она щелкает красным рычажком на интеркоме. Вдали тарахтит звонок.

– Охрана.

Голос тверже твердого, слово еще плещет в воздухе аплодисментами, а сквозь сетчатую дверь в гофрированной стене конторы-времянки, воняющей отмелями, уже входят угрюмые караульные. Охрана. Ее волшебное слово, заклинание против демонов.

– Джесс… – бля он что – рыдать собрался? нарастает, как оргазм…

И кто же его спасает (ну, или обламывает ему оргазм)? Да Джереми собственной персоной. Заявляется старина Бобер, разгоняет рынд, и те, щеря клыки, уныло возвращаются дрочить в комиксы «Преступление не окупается», мечтательно любоваться в караулке вырезанными из журналов портретами Дж. Эдгара Гувера или чем они там обычно занимаются, а любовный треугольник внезапно собрался вместе пообедать в Клубе. Вместе пообедать? Это что за срань – Ноэл Кауард? В последнюю минуту Джессику одолевает некий фиктивный женский недуг, который оба кавалера идентифицируют как утреннюю тошноту; Роджер убежден, что Джессика ему делает мерзейшую пакость из возможных, а Джереми – что это прелесть до чего интимное пошли со мной, дружочек, на часочек. В общем, парни остаются наедине живо обсуждать операцию «Обратная вспышка» – британскую программу сборки А4 и запуска в Северное море. А о чем еще говорить-то?

– Зачем? – пристает Роджер: ему охота позлить Джереми. – Зачем их собирать и запускать?

– Ну, мы же их захватили? Что еще делать с ракетой?

– Но зачем?

– Зачем? Черт, да посмотреть, ежу понятно. Джессика говорила, ты… э… математик?

– Сигма умножить на P от эс поделить на сигму равно единица поделить на корень квадратный из двух пи, умножить на экспоненту минус эс квадрат поделить на два сигма квадрат.

– Боже святый. – Смеется, торопливо озирается.

– Старое присловье моего народа.

Как быть с этим, Джереми знает. Сегодня Роджер приглашен на ужин, закрытая неформальная вечеринка в доме Штефана Утгардалоки, бывшего члена правления заводов Круппа в Куксхафене.

– Само собой, можешь прийти не один, – жалит энергичный Бобер, – тут полно шикарных девок из Военторга, уж ты-то запросто…

– Неформальная – значит, пиджачная пара? – перебивает Роджер.

Жалко, у него нету. Велики шансы, что вечером его заметут. Вечеринка, где присутствуют (а) представитель операции «Обратная вспышка» и (б) управляющий Круппа, наверняка укомплектована (в) минимум одним приемником корпоративных сплетен, прослышавшим о Мочеиспускательном Инциденте в офисе Клайва Мохлуна. Ах знать бы Роджеру, что на самом деле задумали Бобер с дружками!

Он и приходит не один, а с матросом Будином, который договорился, чтоб ему подогнали из Зоны Панамского канала (где шлюзовые рабочие носят их вместо униформы в поразительных тропически-попугайских сочетаниях желтого, зеленого, бледно-лилового, алого) стильный костюм невероятных пропорций – заостренные лацканы надлежит укреплять каркасом одежных вешалок, поскольку лацканы эти торчат далеко за пределы костюма, – под атласной рубашкой, фиолетовой на фиолетовом, водоплавающий модник даже носит корсет, утягивая талию до сильфидных 42 дюймов, чтоб налез туго приталенный пиджак, каковой затем спускается до колен, оборудованный пятью разрезами

в ярдах килтоподобных складок, что покрывают зад. Штаны затянуты ремнем под мышками и ушиты дюймов до десяти, так что Будину приходится совать в них ноги через тайные «молнии» на штанинах. Костюм синий – не костюмно-синий, нет – по-настоящему СИНИЙ, красочно-синий. Где костюм ни появится, все замечают тотчас. На сборищах он маячит на периферии зрения – решительно невозможно светски поболтать. Сей наряд вынуждает либо размышлять о материях основных, как его цвет, либо сознавать свою поверхностность. Одно слово – подрывная тряпка.

– Только мы вдвоем, кореш? – грит Будин. – Керосинчиком попахивает, а?

– Слушай, – Роджер нездорово хихикает – ему только что в голову пришло, – даже резиновые хуи взять нельзя. Сёдня будем мозгами работать!

– Ну вот чего, пошлю-ка я моцик к «Путци», пригоню нам оттуда банду и…

– Знаешь что? Где твоя тяга к приключениям? Аг-га. Между прочим, ты раньше таким не был.

– Слушь, браток, – эдак по-военно-морскому, брат-ток, – ладно тебе, брат-ток. Ты на мое место встань.

– Я бы встал, если б там уже не стояли… такие… желтые штиблеты…