Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Продолжая своё исследование йогических традиций Центральной Азии, Уолтер ищет регион, где буддизм мог бы взаимодействовать с другими религиями, в которых особенную роль играл фотизм – мистицизм света в той или иной форме. Логично предположить, что такой регион – восточная часть иранского плато, где он встречается с манихейством. В поддержку своего предположения о синкретизме он готов процитировать некоторые ценные тексты, найденные при археологических раскопах в регионах, находящихся под иранским влиянием. В этих текстах описывается сияющая природа скандх (пяти компонентов человеческого существа) и предлагаются медитации на свет разных цветов³³³

. В тексте «Йогавидхи», упомянутом выше, говорится о медитации на «излучение радужного света»³³⁴ – практике, которая получает некоторое подтверждение в более поздних текстах бон, Zhang Zhung snyan rgyud (XI в.), где упоминается радужный метод (gzha' tshon tshul)

. Что же превращает подобную практику очищения в метод, меняющий материальность тела йогина? Хотя Уолтер даёт много полезных сведений о манихействе и световых феноменах, связанных с Буддой Амитабхой, по сути, эти источники не создают хронологической последовательности, а эти практики довольно сильно отличаются от того, что известно о трегчо и тогал в системах дзогчен. В лучшем случае он указывает на источник космического символизма пяти цветов в более позднем дзогчен, основанном на терма, а также даёт полезное описание присутствия зороастрийского, манихейского, мусульманского и буддийского мистицизма в Восточном Иране вплоть до Турфана. Традиции бон и ньингма упоминают этот регион в своих мифах о происхождении. Уолтер предполагает, что в этом регионе и во взаимодействии с традициями Джабира, из практик созерцателей на индо-иранской границе возникает практика тогал

, предполагающая созерцание солнца в разное время:

На основе естественного сияния сознания и скандх через них 'ja' lus проявляется как естественное возвращение к нашим истокам в первом bar do, обозначаемое как 'od gsal chos sku

, а также единое, желанное завершение духовного достижения, которое реализуется сейчас или в будущем. Радужное тело настолько часто встречается в этих контекстах без всяких отсылок – даже подразумеваемых – к особым практикам его достижения, что становится ясно, что его осуществление опирается на пассивное принятие фотистической космогонии, сформулированной гораздо раньше. Достижение радужного тела в таких контекстах обеспечивает основание для общения прошлых учителей и живых учеников через видения³³⁵.

Полное отсутствие отсылок к сиро-персидской христианской традиции в статье Уолтера разочаровывает, но не удивляет. Как уже говорилось в главе 2, мы изучали фотизм в этой традиции, который продолжает практику мистицизма света, известную в ранней христианской церкви и среди отцов-монахов. Вообще, подобный мистицизм света имел такое значение для византийцев, что стал одной из основных черт исихазма, который Григорий Палама отстоял в XIV в.³³⁶, во времена, когда Лонгченпа в Тибете изложил философию дзогчен. Во все эпохи христианский мистицизм света был связан с благословениями таинства крещения. Восточные церкви описывают это явление света как photizmos, опираясь на несколько ясных указаний из Нового Завета и ранних Отцов, которые также связывают этот свет со светом воскресения Христова (2 Кор. 4:4, 6; также Климент Александрийский и мученик Иустин). Подобный свет встречается и в других таинствах, и он неизменно понимается как активное присутствие воскресшего Христа в богослужебных обрядах Церкви. Неудивительно, что манихейство, возникшее из опыта Мани в элькесской иудео-христианской крестильной секте, продолжило обсуждать подобный фотизм таинств. И всё-таки в реальности только в христианских церквях телесное воскресение связывают с осиянием во время крещения и преображением тела в таинстве причастия евхаристии. В манихейских пищевых обрядах, направленных на высвобождение частиц света, сокрытого в овощах, нет речи о создании воскресшего тела света; тогда как в евхаристии, безусловно, речь идёт именно об этом.