Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Как и в известном сказании о Варлааме и Иоасафе, жизнь Гараба Дордже содержит несколько историй. Варлаам и Иоасаф – это сказание о жизни и обращении Будды, инкрустированное элементами манихейской, мусульманской и, наконец, христианской духовности, представленное неотъемлемой частью корпуса христианской агиографии. Д. М. Ланг, проследив сложную историю этого текста, смог заключить: «Сходство между этической системой в книге Варлаама и Иоасафа и учениями Будды – во всех отношениях неполное, особенно потому, что манихеи Центральной Азии, арабы Багдада, а затем христианские переводчики в свою очередь поработали над этим текстом и адаптировали его к догмам своей конкретной веры»⁴¹⁹

. Ланг прослеживает историю этой легенды, обращаясь к текстам на древнетюркском языке, обнаруженным в Турфане, и к манихейской турецкой версии одного эпизода, который появляется в более поздней шиитской версии рассказа о Юдасафе (или Будхасафе)⁴²⁰

. Этот материал, который можно отнести к манихейской пропаганде во времена халифата Махди (775–785), оказал влияние на более поздние группы суфиев в Месопотамии⁴²¹

. Арабская версия этого сказания в итоге оказалась в Испании, где была переведена на иврит примерно в 1220 г.⁴²²

Сказание также переводилось на персидский язык и вошло в старейшее (начало X в.) стихотворение на классическом персидском. Первая христианская версия восходит к рукописи XI в. на грузинском языке; греческая версия – перевод этой работы. Неразумно приписывать сказание о Варлааме и Иоасафе перу св. Иоанна Дамаскина, как это делали раньше, поскольку целых три века после Дамаскина, умершего в 749 г., среди греко-язычных христиан это сказание фактически не упоминается. Греческую версию можно приписывать аббату Евфимию – грузину, жившему на горе Афон, который умер в 1028 г.⁴²³, но, вероятно, её дополнительно украсил великий византийский агиограф Симон Метафраст, прежде чем в 1048 г. на неё обратил внимание латинский переводчик⁴²⁴. Оттуда эта легенда проникла в европейскую средневековую литературу на разных языках. Такой маршрут истории Будды Шакьямуни показывает, какую многослойную редактуру могли проходить сказания в этот период. Если буддийское сказание могло проникнуть на запад к манихеям, мусульманам и христианам, вполне вероятно, что христианское или мусульманское сказание могло проникнуть на восток, в Тибет.