Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Если сравнить подход евагрианской созерцательной траектории с подходом махаяны и дзогчен к потоку сознавания, учитывая очевидные различия в философском языке, который используют соответствующие авторы, поражает, что свидетельства, которые мы можем почерпнуть из текстов (всегда в границах того, что может сказать текст), показывают очень высокую степень близости. Однако это сходство не такое уж простое. Тип созерцательной практики, которую называют дзогчен, возникает из двух ветвей буддийской мысли: сутр Совершенства Мудрости (Праджняпарамиты) и связанных с ними шастр (трактатов-толкований) и ритуальных тантр, имеющих сильные связи с индийской религиозностью. В определённый момент тантрических практик стадий зарождения и завершения некоторые садхаки (практикующие тантру), похоже, столкнулись с парадоксом времени и бытия, парадоксом моментов сознавания и их мимолётности. На этом этапе должно было происходить своеобразное очищение, где идея о применении практики, которая, по существу, есть религиозно-магический ритуал с визуализациями и мантрами, нацеленный на обретение определённых сверхъестественных сил и эффектов, внезапно кажется не только бесполезной, но и непродуктивной. Мысль, которую так поразительно выражает Кит Доумен, по всей видимости, также посетила некоторых крайне чутких людей в Тибете VIII в.: неправильно «проституировать», предавая настоящий момент⁴²⁷ ради обретения «чего-то» в момент будущий. Поскольку настоящий момент – всё, что является из почвы сознавания и бытия, именно в этом преходящем ядре сознавания дóлжно искать «всё». Семя природы будды

(татхагатагарбха) следует созерцательно видеть в сердце преходящего момента сознания, который медитирующий встречает как поток – а не как вечное метафизическое «нечто», лежащее в основе прочих вещей. Таков реальный смысл нихсвабхавы

– слова, которое во многих англоязычных переводах буддийской литературы неуклюже передают как no self nature («бессамостная природа»).

Что крайне интересно в этом буддийском взгляде, так это то, насколько тесно он сближается с созерцательной увлечённостью христиан одним стихом (3:10) из Послания к Ефесянам: «многоразличная (polypoikilos) премудрость Божия». Значение слова polypoikilos

– «разноцветный, различный, многообразный, многоформенный», и в контексте этого Послания оно означает, что «мудрость Бога явила себя во Христе, чтобы меняться сверх меры и путём, который превосходит всё прежнее знание»⁴²⁸. Как крошечная, маргинальная христианская община I в. могла делать такое сильное утверждение, если только они не смогли увидеть и постичь реальность, что коренным образом подрывала как обыденное мышление людей, суетившихся в этом огромном (численность населения Эфеса в I веке оценивают в 250 тысяч человек) портовом городе, так и философские заявления платоников, стоиков и других мыслителей того времени? Похоже, они утверждают, что творческая премудрость божества, вошедшего в сферу людей через Иисуса Христа, позволяет им видеть реальность совершенно иначе и фактически иметь доступ к такому опыту реальности. Поэтому в 1 Петр. 4:10 это «множество» (poikilos) благодати Божьей есть нечто распределённое и принятое среди них. В этом тексте говорится о «харизмах» – сверхъестественных дарах Святого Духа, которые отличали образ жизни и молитвы христиан I в. Иначе говоря, когда человек соприкасается с реальностью в её ежесекундной воплощённой непосредственности, мгновение обнажается, чтобы раскрыть множество замечательных свойств, которые преображают человеческую жизнь, сознание, решения, рассудок, поступки. Перенесёмся вперёд и посмотрим, что более двенадцати веков спустя скажет Лонгченпа, и мы начнём понимать условия, в которых стала возможной подлинная встреча двух совершенно различных религиозных культур.

Обращаясь к Евагрию Понтийскому, мы находим, что этот стих Послания к Ефесянам (3:10) семнадцать раз повторяется в его самой эзотерической работе Kephalaia Gnosticа, написанной, чтобы помочь продвинутым созерцателям совершенствовать своё сознательное внимание в египетских скитах конца IV в. Преемственность христианских созерцателей-пустынников на востоке от Египта сохраняют псевдо-Макарий, Авраам Кашкарский, Исаак Сирин, Бабай Великий, Иосиф Хаззайя, Филоксен Маббугский, Иоанн Дальятский и многие другие, работы которых теперь хранятся в виде ветхих рукописей на сирийском, арабском, армянском и согдийском языках. Наконец, мы подходим к порогу Китая династии Тан, где в VII и VIII вв. происходят встречи буддизма с христианством, плодом которых стали работы монаха-святителя Цзинцзина, такие как «Сутра об обретении покоя и радости».